Летопись Белогорья

Рисунок белгородского художника С. Косенкова (размещен с разрешения правообладателей)

Освобождение

 

Петрова Галина Сергеевна

В августе месяце немцы начали вывозить наше население из города. Везде развешаны были приказы « Кто спрячется — расстрел!». Было объявлено, чтобы все шли на Первомайскую улицу и ждали. Подъезжали машины, люди садились в них, и эти машины увозили их. Транспорта не хватило в этот день, и нам было сказано, чтобы мы пришли на следующий, а кто спрячется, все равно узнают по спискам, найдут и расстреляют на месте. Мама говорит: «Все равно погибать, все равно пропадать, давайте будем прятаться…»

Говорят, что потом всех уехавших по дороге травили и убивали. Немцы, когда начали отступать, совсем озверели.

 

Ковалев Анатолий Григорьевич

Рано утром, в начале августа, на Супруновку приехали крытые брезентом немецкие машины, много машин. Они стали на дороге на Харьковскую гору, там раньше широкая улица была. Немцы стали ходить по дворам, выгонять жителей к машинам. Правда не били, давали даже немного времени собраться. Нас оставалось четверо: мать, я и сестры Валентина и Тоня. Мы с Валей постарше были, а Тоне годика два. Быстро собрались, даже козу захватили с собой. Некоторые соседи тоже. Немцы ничего на это не сказали, всех посадили в машины и куда-то повезли. Везли, казалось, очень долго, часто останавливались.

Мы сидели молча, думали, что или расстреливать везут, или в угон. Ближе к вечеру машины остановились, и всем приказали выходить. Мы вышли. Смотрю, часть машин из колонны дальше пошла, а мы здесь стоим.

 

Петрова Галина Сергеевна

Мама была ранена в ногу осколком и плохо ходила. Рядом с нами при бомбежке разрушило дом, ничего от него не осталось – одна воронка, и мы решили спрятаться в эту воронку. Залезли в эту яму, а сосед наш Павел Николаевич все, что там было: железки, доски, бревна – набросал сверху на эту воронку. Сколько мы там сидели, я не помню. Может быть, дня четыре. Боялись очень, когда слышали рядом немецкую речь, ржание лошадей. Пряталось нас четверо: мы, две девочки, и наши мамы. Павел Николаевич под крыльцом спрятался. Он говорит: «Мне какая разница, убьют или нет, я старенький. Пожил свое». Как немцы отступили, как в город зашли наши, мы этого не видели, сидим и сидим. Боимся вылезти. Вдруг слышим голос соседа, и кто-то доски над нами разгребать стал, потом «Зинаида Петровна, выходите». Ну, думаем, выдал нас сосед. А это наши пришли. и Павел Николаевич им сказал , что здесь прячутся женщины. Мама начала выползать из воронки и вдруг видит: стоит красноармеец наш, она бросилась к ему, расплакалась, стала целовать, обнимать. В этот день собралось нас всего пятнадцать человек по улице. На следующее утро стали появляться еще жители. Прятались по ямам и погребам.

Ковалев Анатолий Григорьевич

 

Немцы бросили нас в поле, сели по машинам и уехали. Стоим и не знаем, где мы оказались. Почему нас немцы не угнали и не расстреляли, не знаю. Наверное, наши уже на пятки наступали. Немного осмотрелись, оказалось мы где-то в районе Дергачей, решили возвращаться назад. Шли несколько дней. По полям, по дорогам… Сколько я там насмотрелся на убитых – не дай Бог никому. Тогда же попали под бомбежку. Все кругом в разрывах. Мама бежит, одной рукой Валентину держит, другой одеяло с Тоней по земле волочит. Вдруг взрыв, потом земля опала. Мама с Валентиной поднимаются, а Тони нет. Где? Что? А из земли только краешек одеяла виден. За него тащить стали и вытащили Тоню. Жива-здорова. Землей при взрыве ее засыпало. Пошли дальше. Продукты, те, что захватили с собой, закончились, по дороге бахчи попадались, приходилось таскать с чужих огородов. Спасибо, коза была с нами, хоть молоко от нее. Пришли, Белгород уже освобожден, а от нашей хаты только половина осталась – снарядом или миной попало. Жили первое время у соседей. Потом, когда отец в 46-м году домой после госпиталя пришел, отстроились.

 

Балагурова Алла Николаевна

Помню, что бомбежка приближается к Красному. Начался артобстрел, и мы спрятались в подвал. Начали стрелять Катюши, огня было столько – даже земля на лугу горела. Потом слышим по улице: «Белгород освободили». Через несколько дней мы вернулись в город. Все улицы были завалены кирпичом, дома разрушены – где одни стены, где крыши нет. И начали возвращаться люди из эвакуации.

 

Пономаренко Юрий Викторович

Второй раз освобождение было очень тяжелым, я бы сказал, кровопролитным. Еще до 5 июля немцы начали подтягивать силы. Все дворы были забиты танками, бронемашинами, «Пантеры», «Фердинанды». Ночью 4 или 5 июля все эти танки пошли по трассе на север, в район Прохоровки.

После битвы немцы начали откатываться к Белгороду. Все время канонада, гул. С севера и с востока двигались наши войска. По Харьковской горе катюшу как запустят, и все горит. Без конца бомбежки и обстрелы. В наш дом тоже влепили снаряд большой, и от дома остался угол только, две стенки. Слава богу, мы все были в подвале. Ночью с 4 на 5 августа в город, судя по звуку, ворвались танки. В основном они пошли по центральным улицам – Ленина, Фрунзе, Попова. Наших танков было мало подбито. В основном немецкие. За городом много «Тигров» стояло горелых. Населения в городе было очень мало, потому что от этих бомбежек, боев все население разбежалось. В основном по прилегающим селам. Остальные сидели в подвалах и погребах. Мы тоже сидели в подвале. Вышли уже 6 августа. Населения было мало, но те, кто остался ходили радостные, улыбались, обнимали друг друга и наших солдат.

 

Кузьминов Михаил Филиппович

Привезли нас из Беломестного на Преображенскую, 78, сейчас там теологический факультет БелГУ. Народу было много. Рано утром 4 августа приехал комендант в сопровождении полицаев и сказал: «Никому не расходиться, сейчас подойдут машины и отвезут всех в Красное, для погрузки в эшелон на Германию». Поставил охрану и уехал. Вскоре начался минометный обстрел, советским минометчикам надо было уничтожить немецких наблюдателей, которые находились на колокольне Преображенского собора, как раз напротив того места, где мы были. Во время обстрела нам удалось улизнуть. Спрятались в подвале в соседнем здании, там теперь управление по образованию. Сидели тихо, наверх боялись выйти. Вдруг к вечеру в подвал спустился немец с автоматом, мы испугались, а он объясняет и руками, и словами, что, мол, не пугайтесь, он случайно сюда зашел. Объяснил, повернулся и вышел. Вернулся немец через час, принес две буханки хлеба, воды, банку консервов, мне подарил губную гармошку. Все стали есть, а он показывает, чтобы мы никуда не выходили, иначе расстреляют и еще сказал, что завтра утром придут русские. Мы заснули. Утром будит мама – наши пришли. Бегут советские солдаты с Богдана Хмельницкого (названия улиц даны современные, как в рассказе очевидца событий – прим ред.), по Преображенской улице на улицу Попова, а оттуда к Везелке. Мы выскочили из подвала и тут начался уже немецкий обстрел, пришлось вернуться. Бой был долгий. Потом звук разрывов ушел в сторону Харьковской горы, а мы опять выскочили на улицу и собрались идти домой. Кто-то из проходящих солдат подсказал, что на освобожденной мельнице можно взять зерно. Нашли где-то тачку, побежали с ней на мельницу. Там нам дали два мешка пшена, мешки были с немецкой свастикой. Помню солдаты еще сказали нам закрыть эти кресты, чтобы не привлекать внимание. Закрыли и двинулись на Ячнево, а потом дальше на Беломестное. По дороге было много трупов наших солдат. Когда мы проходили по ул. Богдана Хмельницкого, то перед поворотом на Преображенскую повстречали группу советских солдат, среди них был танкист в комбинезоне и в шлеме, с фотоаппаратом на груди. Он нас и сфотографировал. Мы радостно смотрели на него. Я даже взял гармошку и стал играть. Мама, Ефросинья Ивановна, была впряжена в тачку. Справа первым шел мой средний брат, Алексей. Мама сказала, чтобы я шел вторым и наблюдал за ним. Младший брат, Николай, ему было два с половиной года, лежал на тачке. А Евдокия Алексеевна, родная сестра моего отца, помогала везти тачку сзади и поддерживала брата. Так мы и доехали до дома в Беломестное.

 

Пономаренко Юрий Викторович

5 августа Белгород освободили. Через несколько дней восстановили пути и пошли поезда. Мы с одним другом, Колей Корецким, подцепились на один такой состав и спрыгнули в районе Прохоровки и пошли по полю, смотреть. Картина была ужасающая. Трупы еще не были убраны. Жара была, трупы все почернели, смрадный запах и куда хватает глаз – всюду подбитые и обгоревшие танки. Такое впечатление, что землю между танками вспахали. Она была просто изрыта гусеницами и взрывами. Между танками пушки, пулеметы, крылья от самолетов. Все было засыпано битой техникой. И неубранные полуразложившиеся трупы…

 

Уголев Альберт Израилевич

Когда немцы взяли Белгород, он был целехонек, и, когда наши первый раз освободили Белгород, он был еще в хорошем состоянии. Но когда мы после второго освобождения вернулись из Казахстана в Белгород, то были горько поражены. Увидели, что от вокзала ничего не осталось, что каждый второй дом разрушен полностью.

 

Пономаренко Юрий Викторович

После освобождения всем оставшимся в Белгороде предложили зарегистрироваться и организовали питание. Открыли столовые по улице Воровского и Ленина, на углу. Все население раскрепили по этим столовым. Идешь с котелком и с бумажечкой, там тебе ставят крестик на определенное число, что ты получил обед. Еда была неприхотлива , какая-то то баланда, ломтик хлеба. Дальше постепенно стала налаживалась карточная система. Стали по карточкам выдавать хлеб. Хлеб черный, белый нескоро появился. Иногда выдавали крупу, соль. В школах стали давать завтраки. Это кусочек хлеба, посыпанный сахаром. Ждешь с нетерпением большой перемены в школе, бежишь, получаешь это хлеб, как же вкусно было. Стал работать рынок.

 

Петрова Галина Сергеевна

Улица Чичерина (ныне Свято-Троицкий бульвар – прим С. Р.) была вся разбита. К освобождению я уже подросла и поэтому стала ходить с мамой помогать расчищать улицу. Подростки все помогали. Битый кирпич складывали на носилки, машины подъезжали, нагружали туда, в общем, восстанавливали город.

Больницу на Народной, она была разбита, тоже расчищали. Но туда в основном ходили жители этой улицы, а на Чичерина улице, весь город трудился. Там все было разбито.

Стали получать хлеб по карточкам, не помню, по сколько граммов на человека. Зато магазин я помню, где давали хлеб. Это на ул. Попова, а раньше она Пионерская называлась, выше клуба Железнодорожников магазинчик был в доме с аркой, и там получали. Братская могила была не там, где сейчас. Она находилась напротив ж/д клуба, там сквер был, и там была братская могила.

 

Балагурова Алла Николаевна

Все после оккупации, и стар и млад, и кто мог двигаться, начали заниматься огородами. По карточкам давали очень мало хлеба. Когда мы начали заниматься в 35-й школе, нам давали тоненький кусочек хлеба и ложку сахара. Это было такое лакомство, которое нельзя было передать.

Учеников 35-й школы организовали убирать школу, расчищали, выгребали мусор. Ходили на консервный завод, там что-то выгребали. Рабочие заложили окна в школе полулитровыми банками. Этих банок на консервном оставались целые залежи. Классы были битком набитые. К учебной поре много детей вернулось из эвакуации. Сидеть было не на чем. Темно.

Учителей своих помню. Помню, физик был Лебедев Владимир Николаевич. Химию вел Бармалей – Георгий Васильевич, Леонтий Владимирович биологию вел, Зиновий Иванович – литературу и русский. Учителя у нас были очень хорошие.

Помню, была восстановлена пекарня и лошадь возила хлеб. Пекарня была угол Кирова – Ленина. А как пах хлеб… Бывало, идем с 35-й школы, грузят хлеб, а мы стоим, нюхаем и ждем, может, кто и даст нам хлебушка. Давали, и неоднократно. Люди добрые были, а тут еще и дети…

Где сейчас 35-я школа новая, рядом была первая поликлиника, в ней всегда народу было. Почти у всех нас чесотка была.

 

Уголев Альберт Израилевич

Отстраивали дома наспех. Я говорил, что каждый дом в Белгороде имел свой архитектурный декор, а тогда стало не до декора и не до архитектурного ансамбля. Приходилось закладывать дыры в стенах из боя кирпича, из половинок и четвертинок. Крыши латали кусками ржавого железа. Хорошо у нас места глинистые, поэтому печки быстро ремонтировали. Ремонтами занимались и взрослые, и молодежь из ФЗО или ФЗУ, уже точно не скажу, под руководством мастеров.

Что касается восстановления всего Белгорода, ну вот вам характерный пример, каким долгим был этот процесс: здание бывшей женской гимназии на ул. Народной (сейчас школа № 9) стали восстанавливать только в 1957 году. Значит, после освобождения Белгорода прошло 14 лет. 14 лет стояли одни стены закопченные. Одни, потому что перекрытий не было. Вот так вот медленно шло это дело.

Из рабочих материалов проекта «Недетские годы детства»

Автор-составитель С. Рудешко

P. S. Маленькая девочка Тоня на одеяле – моя мама. Сергей Рудешко.

 

 

Белгород после освобождения.  Аэрофотосъемка Люфтваффе. Октябрь 1943 год.