Летопись Белогорья

Б.И.Осыков

Адриан Митрофанович Топоров (24 августа (5 сентября) 1891 — 23 июля 1984).

5 сентября 2011 года исполнилось 120 лет со дня рождения нашего известного земляка – писателя, просветителя, публициста Адриана Митрофановича Топорова.

   Накануне этой даты в редакцию пришло письмо от Игоря Топорова – внука писателя. Он сообщил, какие мероприятия пройдут в юбилейные дни на Алтае, где в 20-30 годы прошлого века Адриан Митрофанович занимался педагогической и просветительской деятельностью, результатом которой стала его книга «Крестьяне о писателях», она была высоко оценена М. Горьким, В. Вересаевым, К. Паустовским, К. Чуковским и другими большими русскими писателями, а также в Николаеве (Украина), где он прожил последние тридцать пять лет своей жизни. Так в Николаеве вышла книга сына А.М. Топорова – Германа «О чём рассказал архив». В ближайшее время эта книга увидит свет и в Белгороде, в издательстве «КОНСТАНТА». Выходит она по решению областного издательского совета.

   Стоит сказать несколько слов и об Игоре Топорове. Он активно пропагандирует творчество своего деда, стараясь увековечить память о нём. Благодаря Игорю только за последние три года в печатных изданиях России, Украины, Казахстана было опубликовано более ста материалов о писателе или из его творческого наследия, выход книги «О чём рассказал архив» тоже стал возможен благодаря его старания.

  Судьба наделила Адриана Митрофановича Топорова ясным умом, большим сердцем, разнообразными дарованиями и долголетием — почти 93 года. Но «даровала» и полунищее детство, батрачество. Всего два года церковно-приходской школы, да еще несколько месяцев семинарских учительских курсов. И всё! Остальное — труд, самообразование. А он стал не только талантливым педагогом, скрипачом (даже пособие «Настольная книга скрипача» написал), изучил язык эсперанто — и тоже создал учебник.

   А главное — он стал просветителем. Может быть, его путь — из бедности, из темноты — разбудил мечту: провести по этому пути познания и других простых крестьян. В алтайской коммуне «Майское утро» он не только учил, как по-новому вести хозяйство, растить урожай. Топоров наполнил жизнь односельчан духовным содержанием. Двенадцать лет каждый вечер — чтение вслух для всех, от мала до велика. Вчера еще неграмотные люди читали Гомера, Шекспира, Пушкина, Тургенева, Тютчева, Есенина…

   Имя Адриана Топорова стало широко известно после полета в космос Германа Титова. Отец и мать космонавта-2, его деды и бабушки были учениками Топорова. И вскоре после полета Г.С.Титова сказал: «Его имя с детства было для меня памятным – так часто говорили о нём в моём родном селе». А в рабочем кабинете Топорова висел большой портрет Германа Титова с автографом-посвящением Адриану Митрофановичу — «духовному деду».

   Одна из книг А.М.Топорова — наверное, самая интересная и близкая нам, белгородцам,- автобиографическое повествование «Я — учитель». Изданный более трех десятилетий назад «Детской литературой» тонкий томик, быть может, с трудом отыщется в одной-двух библиотеках области.

   Снимаю с полки моего стеллажа эту книгу, перечитываю начальные страницы: «Моя родина – Стойло…». И далее: «Стойло находилось в четырех верстах от небольшого тогда городка Старый Оскол. До революции в казенных бумагах его именовали: «Село Соковое, Стойло тож».

   Церкви мы не имели, и выходит титул села получили «незаслуженно». Части села по их естественным особенностям исстари получили народные прозвища: Середка, Монастырь, Бугрянка и Луганка.

   Я родился и рос в Монастыре. По понятиям стойленцев монастыри, как святые места, — обязательно должны стоять на высоте, поближе к Богу.

   Все моё село, точно испуганное, прижалось к невысоким буграм и тянулось под ними с востока на запад. С севера поджимал его безвестный Осколец — тоненькая веточка могучего Дона.

   Местность вся была какая-то искореженная. Меловые горы, бугры, низины, болота, размывные провалища то и дело чередовались на ней, повествуя об извечных корчах матери-земли. Мы, ребята, очень любили ручьи,  речушки, ерики, небольшие леса и рощицы, красившие землю, но очень рано научились понимать, что они же ее у нас и отнимают.  Как и помещичьи имения, со всех сторон обступившие Стойло.

   На всю нашу семью из пятнадцати душ (отец и дядя не делились) собственной земли падало треть десятины. Разрезана она была на узкие полоски. Большая часть их — меловая галька, на которой почти ничего не росло. Бывало, пашешь её, а она под сошниками ведет гремучий разговор. Одно горе! А косить станешь — гоняешься за стебельками.

   Поневоле стойленцам приходилось арендовать пашню либо у господ, либо у купцов, либо у мелких ремесленников (горшечников) слободы Казацкой. А была она в двадцати пяти верстах от Стойла. Поезди-ка туда, попаши, покоси! Да повози снопы оттуда! К тому же земли у Казацкой тоже было мало, и зарились на нее все соседские мужики. Каждый из всех сил тужился вести хитроумную «аграрную политику», чтобы как-нибудь умилостивить владельца земли, перешибить конкурентов. Тут требовались и ум, и обман, и водка, и подлость.

   Нужда гнала моих земляков на отхожие заработки: парней — на шахты, в каменщики, девок — в срок к господам или на поденные работы.

   Единственным «промышленником»  числился у нас рыжий, с дремучей бородой, бирюковатый мужик Порфишка Скачок. Он всю свою рабочую жизнь ломал мел в горах, тесал из него большие камни и продавал на постройку хат, сараев, пунек и погребов.

   Нам, детям, Скачок казался богатырем: он один умел выламывать из горы глыбы мела величиной с добрую хату. Каждый вечер летом возвращался весь белый, неся на плечах пилу и лопату, а за поясом топор. Ребятишки гурьбой высыпали «под дорогу» смотреть на него, а он широко и важно шагал посреди улицы. При нестерпимом однообразии нашей жизни возвращение Скачка с меловых гор было событием, возбуждавшим детские души.

   В жизнь взрослых оживление вносили только чрезвычайные происшествия: пожары, половодье, градобитие, кража лошадей цыганами, холера, свадьбы, праздничная гульба, драки парней из-за девок. Эти драки бывали часто… Если женихи из Бродка приходили к стойленским девкам «клубиться», то наши парни непременно лупили их. Те не оставались в долгу. А кулачки при мне уже вывелись. Не ходило село на село в кулачные бои…

   Учение мое началось 1 сентября 1900 года. Школы в Стойле не было. Приходилось ходить за шесть верст — в церковноприходскую села Бродок. Школа — сущая изба на курьих ножках. Три отделения теснились в одной комнатушке. Сидели по пять-шесть человек на одной длинной парте.

   Наглядных пособий — никаких, кроме разрезной азбуки, таблиц «коренных слов» с ненавистной буквой «ять» да картинок, изображающих события двунадесятых праздников. Картинки были изданы по-лубочному красочно, зазывно. Всем ученикам выдавали аспидные доски, грифели, тетради, ручки, чернила и прописи…

   В 1904 году отец меня учиться не пустил, но поздней осенью он простудился и умер в земской больнице. А на следующий год, в августе, я не признал над собою власти дяди Степана и ушел пешком в Каплино. От Стойла это большое село в двенадцати верстах, от Старого Оскола — в шести, на север.

   Не забуду моей первой ночи в Каплине. Я выдержал вступительный экзамен, меня даже зачислили в хор, но пристанища не дали. И после спевки (была суббота) я долго бесцельно ходил по селу. Длинные его улицы разбежались во все стороны, и сверху, с горы, оно казалось большим пауком. Стемнело, а я все бродил и бродил. Устал и пошел в поле на огонек. Три мужика варили что-то на костре. Я присел неподалеку. По запаху определил: суп с бараниной. Пустой желудок урчал, но они не позвали меня, и я не подошел.

   Мужики поели, потушили костер и ушли. Надо спать. Но где? Я высмотрел кулигу высоких, уже иссохших колючек, залез в нее, вытоптал себе местечко, лег и уснул. К полуночи мне стало холодно в одном пиджачишке. Я продрог и проснулся. Мир обняла голубая лунная ночь. Ее тишина наводила на меня жуть. Я выбрался из колючек и зашагал к церкви, надеясь доспать в караулке до утра.

   Широкая дорога вела мимо имения помещицы Баклановой. Пирамидальные тополя, как великаны на страже, стояли на валу, образуя живую ограду барской усадьбы. Прошел я мимо них, добрел до церкви и в окне караулки увидел белое лицо женщины с испуганными глазами. Впустив меня, она в страхе всплеснула руками:

   — Мамоньки мои! Да как же ты прошел мимо Бакланихи? Да она же зався спущает с цепи меделянских кобелей, они тут рвут всех, кто проходит. Увидела тебя в окно, дак ажно сердце захолонуло. Ох, думаю, сей минутой они мальчишку расхватят!

   —  Не слышал ни одного бреха…

   Я рассказал о себе.

   —  Ну, бог с тобой. Ложись на лавку, спи.

   Утром в церкви меня нашел дядя Фатей и отвел к своей дочери Анисье, жившей замужем за каплинским мужиком.. Здесь и дали мне квартиру, за которую я платил «натурой» — качал и нянчил их меньшого, Саньку. Спал на русской печи, на распаренной пеньке, которую они брали у купцов для домашнего витья веревок,- в Каплине многие занимались этим промыслом».

   Два села детства Топорова, два дорогих, два милых сердцу селенья — Стойло и Каплино. А что нам известно из истории этих сёл?

   Краеведы — авторы книги «Старый Оскол» (издана в Белгороде в 1992 году) сообщают: «… Название от слова «стойло», «стойбище» — стоянка в поле и само место, стан, становище. Упоминается в документах за 1751 год».

   Из более позднего документа 1850-х годов я узнал, что в «деревне Стойло (Саковая тож)» Старооскольского уезда 10-я общероссийская ревизия (перепись) насчитала «331 душу мужского пола». По документам подворной переписи 1885 года: Старооскольского уезда Казацкой волости деревня Стойло (Саковая тож) -148 дворов, 965 жителей (479 муж. 486 жен.), грамотных 47 мужчин и 4 женщины из 38 семей и ещё 15 учащихся мальчиков из 15 семей (школа в двух верстах); у крестьян — 193 рабочих лошади с 67 жеребятами, 150 коров с 104 телятами, 744 овцы и 157 свиней.  12 стойленских домохозяев имели пчел — 145 ульев.

   В 1890 году в деревне Стойло Казацкой волости — уже 1055 жителей (из них 524 мужика), в 1907-м — 1208 жителей (в т.ч. 608 мужиков), детей 8-11 лет 121 (61 мальчик и 60 девочек). В Соковской церковно-приходской   школе — 35 учащихся (из обеих деревень) с одним учителем. Старооскольское уездное земство «проектировало» открыть «в 1908 г. Соковскую школу на 40 учащихся с одним учителем для Сокового и в 1915 году Соковскую школу для Стойло — на 31 учащегося с 1 учителем»…

   С июля 1928 года село Стойло в Старооскольском районе — центр Стойленского сельсовета (села Соковое и Стойло и хутор Новосёловка). В 1950-1960-е годы Стойло — в пригородном Гуменском сельсовете, с 1970-х — в Песчанском всё того же Старооскольского района. В 1979 году в Стойле было немногим более полутысячи жителей, через десять лет их стало сотни «с небольшим». Бурно растущий город Старый Оскол, горнорудные новостройки «поглотили» село, но его старинное имя сохраняется в названии крупнейшего на КМА Стойленского горно-обогатительного комбината.

   О селе Каплине в той же краеведческой брошюре «Старый Оскол» сказано: «В документах за 1746 год упоминается как деревня Каплина — казенное и владельческое поселение». Документ 4-й ревизии (1782 г.): «Старооскольского уезда село Каплино — «поручика А. Дмитриева, майора Ф.Савинова, гвардии капрала И.Федорова, подпоручика Ив. Федорова, помещика В. Пересветова». — 173 двора, 483 жителя, в селе — 4 помещичьих двора, деревянная церковь во имя Покрова Пресвятой Богородицы, при церкви — «три священно и церковно-служительских двора — семь душ мужского пола». В 1794 г. в Каплино — 513 человек. 10-я ревизия записала, в селе 1033 крепостных души мужского пола. Перепись 1885 года: Старооскольского уезда Барановской волости село Каплино – 40 дворов,  2501 житель, грамотных 53 муж.  и 2 жен., учащихся 7 мальчиков (школа за 4 версты от села).

   В 1907 году в Каплино было уже 2353 жителя, из них 285 детей школьного возраста (150 мальчиков и 145 девочек). В Каплинской начальной школе ведомства министерства народного просвещения (её здание было построено в 1904 году, в нём – две классные комнаты) — 115 учащихся, два учителя; в церковно-приходской школе — сорок учащихся и один учитель. В 1910-е годы в Каплино вместо мелкого кустарничества развилось «канатно-веревочное производство».

   В начале 1930-х годов Каплино — центр сельсовета, объединявшего села Каплино (в 1932 г.  — 1035 жителей), Нижне-Каплино (970 селян) и Средне-Каплино (935 человек), а также выселки Донбасс (420 жителей).

   Следует отметить:  Каплино — родина трех генералов, отличившихся в годы Великой Отечественной: генерал-майоров Ивана Захаровича Пашкова (1897-1981), Никиты Михайловича Фаустова  (1898-1976) и генерал-лейтенанта Григория Черных (1838-1961). В  2010 году в с. Каплине Федосеевского сельского поселения Старооскольского района проживало 1255 человек.

   И напоследок снова — слово Адриану Митрофановичу Топорову. «Несколько лет назад (в 1962-м — Б.О.) попал я в родные места. В Старый Оскол приехал в конце апреля, уже чувствовалась весна, цвел молодой колхозный сад в Каплине, пели птицы в саду, и старая краснокирпичная школа стояла на месте — все, как было. Но повезли меня после этого в Стойло, и на меловых горах и перевалах, по которым бегал я бог весть когда без штанов и босой, открылась мне циклопическая работа механизмов, раздевавших землю-матушку на сто тридцать метров вглубь.  Колоссальные террасы, похожие на древнегреческий амфитеатр, окружали круглую, ровную, как стол, площадь.  Крутились по ней рычащие грузовики, везли магнитную руду на-гора. Улетучились запахи лугов и полей, умолкли птицы, затуманилось пылью весеннее солнце — я слегка одурел.

   Оглянулся и увидел толпы рабочих на склоне, подъехало кое-какое начальство, прошли строем пионеры с барабанами, горнами и знаменами. И неожиданно для меня (никто не предупредил) подошли ко мне веселые ребята, надели, как водится теперь, красный галстук на старика, и начался митинг. Я мало что слышал, помню только, как вырос вдруг передо мной огромный экскаватор. А на нем — глазам не верю — большими металлическими буквами: «АДРИАН ТОПОРОВ».

   Оказалось, дети по всему району собирали металлолом, отправили его на «Уралмаш», там сделали машину, и вот — нечаянная радость для меня, нежданная честь, выступали руководители рудника, экскаваторщики из экипажа, пионеры, комсомольцы. Зачитывали приветственную телеграмму от Германа Титова. Потом вытолкнули к микрофону и меня. Что говорил — стерлось из памяти. Кажется, все свои ораторские приемы позабыл. Но вроде бы сказал, глядя на тезку-гиганта: «Пришлось мне батрачить на этой земле. Пусть теперь он побатрачит. Пусть…».

   Кстати, дальнейшая судьба экскаватора «Адриан Топоров», после того как он «отбатрачил» своё на Стойленском ГОКе, неизвестна. А жаль!

Б.И. Осыков

2011 г.

Материал размещен с разрешения автора.