Летопись Белогорья

И.Л. Пискаль

Эта статья посвящена жизненному пути русского незрячего писателя, классика детской японской литературы, сына земли старооскольской Василия Яковлевича Ерошенко. Грустью пронизан каждый шаг этой неординарной личности в мире. Тяжелый недуг и полная потеря зрения в раннем детстве. Безответная любовь и одиночество. Литературные успехи на Востоке и непризнание таланта писателя на Родине при жизни. И, наконец, мученическая смерть в полной безвестности и нищете. Но судьба повелела так, что после смерти имя Ерошенко не ушло в небытие. За границей у него было много друзей, настоящих, преданных. И благодаря одному из них, который увековечил имя Ерошенко на страницах своих бессмертных творений, мы — белгородцы — узнали о талантливом земляке. Этим другом был всемирно известный китайский писатель, мастер психологического портрета, реалист XX века Лу Синь. В своем рассказе «Утиная комедия», опубликованном им в октябре 1922 г., он пишет: «Слепой русский поэт Ерошенко, недавно приехавший в Пекин со своей шестиструнной гитарой, как-то мне пожаловался: «Как тихо, как тихо, точно в пустыне». Он, пожалуй, был прав, однако я, старый житель Пекина, этого не замечал. В комнате с орхидеями не ощущаешь их аромата… Как-то поздним вечером, как раз, когда кончилась зима и началось лето, у меня случайно нашлось свободное время, и я зашел к Ерошенко, который жил в семье Чжуй Ми. Там все уже спали, и кругом царила тишина. Ерошенко сидел, развалившись на кушетке, хмуря густые золотистые брови. Он думал о Бирме, по которой когда-то путешествовал, и вспоминал бирманские летние ночи. «Там в такую ночь, — сказал он, — повсюду звучит музыка в домах, в траве, на деревьях стрекочут насекомые. Самые разнообразные звуки сливаются в один общий чудесный хор. Иногда к нему присоединяется змея, но даже ее шипение прекрасно гармонирует со стрекотом насекомых». Он глубоко задумался, как бы восстанавливая в памяти прошлое. Мне нечего было сказать. В Пекине я никогда не слышал такой удивительной музыки. И как ни любил я свою страну, не мог ее защитить. Поэт был слепым, но он не был глухим».

Василий Ерошенко и писатель Лу Синь.

Фото с сайта http://zn.ua/SOCIETY/ukrainets_ayroshyanke__yaponskiy_skazochnik-42308.html

Журналист и китаевед Владимир Николаевич Рогов, готовя в 1938 г. к публикации на русском языке «Утиную комедию», заинтересовался и попытался установить, кто такой русский друг Лу Синя, поэт Ерошенко. Хочу заметить, что в 1938 г. Василий Ерошенко был жив и работал директором Интерната для незрячих в Туркмении, городе Кушке, самой южной точке Советского Союза. Однако только через 20 лет, в 1958 г., после упорных поисков Владимиру Рогову, наконец, удалось выяснить основные моменты биографии Ерошенко, и он опубликовал статью «Русский друг Лу Синя» в журнале «Знамя». К сожалению, Василия Яковлевича в это время уже не было в живых. В своей статье Владимир Рогов пишет: «Известно, что крупнейшее китайское издательство «Коммершиал пресс» в Шанхае в январе 1922 . выпустило сборник «Сказки Ерошенко», в который вошли переведенные Лу Синем с японского на китайский двенадцать сказок русского писателя. Затем в мае того же года в том же издательстве вышла пьеса. Ерошенко «Розовое облако», переведенная Лу Синем в содружестве с автором, который не знал китайского языка, но отлично владел японским. С тех пор книги русского писателя Ерошенко на китайском языке издавались много раз… Но в энциклопедиях, в справочниках и даже в самых компетентных организациях Москвы, Читы, Ленинграда, Пекина, Шанхая ничего нельзя было узнать о слепом русском поэте. Безрезультатно я наводил справки в 1949 г., 1952 г. и в Пекинском университете, и в музеях Лу Синя в Шанхае и Пекине (Лу Синь умер в 1936 г. — прим. автора), а также у китайских лусиноведов. Все собранные сведения были очень скудны и крайне противоречивы. Нельзя даже было установить то ли Ерошенко, то ли Ярошенко. Звали его Владимиром или Василием. Одни говорили, что он белогвардеец, другие — революционер. Высказывались и предположения, что он был толстовец, анархист и т.д.».

Василий Ерошенко и Агнес Александер в Токио (1915 г.) Фото с сайта http://miresperanto.narod.ru/pri_esperantistoj/jeroshenko.htm

Весной 1957 г. Владимир Рогов предпринял поездку в Японию. Оказалось, что в Токио Ерошенко знают больше, чем в Пекине и Москве. Рогову посчастливилось встретиться и общаться с близкими друзьями Ерошенко — Акитой Удзяку (писателем), Фукуока Сейти (журналистом), Сумо Кока (писательницей), Такэхиса Умэдзи (художником) и, наконец, любимой женщиной русского поэта журналисткой Камитика Итика. В 1918 г. Камигика была осуждена.

Василий Ерошенко и Фукуока Сэйити.

Фото с сайта http://www.trizway.com/art/search/77.html

В своей статье Рогов продолжает: «И когда все японское общество отвернулось от японской анархистки, русский поэт демонстративно ходил на свидания с ней в тюрьму и носил ей передачи. Об этом очень много писалось в японских газетах. Во время приезда Рабиндраната Тагора в Японию Ерошенко часто встречался с индийским поэтом-философом. Между ними произошел сильно нашумевший в то время спор о материальной и духовной культуре. Ерошенко оспаривал основное положение Тагора о том, что западная цивилизация материальная, а культура Индии чисто духовная».

Много других случаев из жизни Ерошенко в Японии рассказал Рогову японский писатель Акита Удзяку. На японском языке изданы три сборника произведений Ерошенко: «Песни перед зарей» (1921 г.), «Последний вздох» (1922 г.), «За человечество» (1924 г.). Была опубликована довольно объемистая биография «Слепой поэт Ерошенко», написанная в 1956 г. известным эсперантистом Такасуги Итиро — профессором литературы в университете Сидзуока. Японский автор биографии Ерошенко лично его не знал. Книга составлена по разным, часто непроверенным сведениям. Однако она содержит уникальные снимки В. Я. Ерошенко в разные годы жизни. Третий том, с подписью автора Такасуги Итиро, подарен дому-музею В.Я. Ерошенко Белоусовым — ерошенковедом, о котором я буду говорить ниже. Владимир Рогов выяснил, что два первых сборника произведений Ерошенко были изданы в Токио под редакцией писателя Акита, третий сборник — под редакцией журналиста Фукуока.

Автор статьи продолжает: «Достать эти сборники нам не удалось, поэтому мы попросили Фукуока рассказать о литературном наследии Ерошенко. «В большинстве, — сказал нам редактор сборника «За человечество», — это журнальные публицистические произведения, много сказок, рассказов и немного стихов, хотя японцы называли и неизменно называют вашего писателя «поэт Ерошенко». Все его произведения очень интересны по содержанию, с глубокими мыслями. Может быть, некоторые из них сейчас устарели, но даже и они предоставляют определенный интерес и крайне ценны для понимания интеллектуального, общественного движения в Японии. Книги Ерошенко на японском языке сейчас (1858 г. — И.П.) стали исключительной библиографической ценностью. Они были уничтожены в годы войны, во время борьбы японской военщины с опасными мыслями. Купить их невозможно. Писал ли Ерошенко по-русски? Наверно — писал, но об этом мне ничего не известно.. ».

Итак, Владимиру Рогову удалось узнать, что приехал Василий Ерошенко в Токио 27 апреля 1924 г. Он был командирован обществом эсперантистов России к профессору Токийского университета Накамура Сигео. В 1916 г. выходит в свет его первое произведение на японском языке «Рассказ бумажного фонарика». Оно во многом автобиографично. В 1917 г. В.Я. Ерошенко приехал в Бирму, где работал преподавателем в школе слепых. В 1918—1919 гг. жил в Индии, а затем вернулся снова в Японию. Активно участвовал в политической жизни страны. Состоял в литературном обществе «Сеятель», объединявшим прогрессивную молодежь, участвовал во втором съезде Союза японских социалистов. В 1921г. был выслан японским правительством в Россию. Из Владивостока проехать в Москву ему не удалось — шла гражданская война. По приглашению Общества китайских эсперантистов с 1 октября 1921г. Ерошенко преподает эсперанто в Шанхае. В феврале 1922 г. переезжает в Пекин, где знакомится с Лу Синем и преподает эсперанто в Пекинском университете.

В заключение статьи Рогов отмечает, что за короткую поездку в Токио ему удалось много узнать о русском писателе совершенно неизвестном в России и таком популярном в Японии, о друге Лу Синя, чьи переводы сделали Ерошенко популярным в Китае. Венчает статью справка сельского совета с. Обуховка, выданная 13 февраля 1958 г.: «Гражданин Ерошенко Василий Яковлевич, 31 декабря 1889 году рождения, уроженец с. Обуховка Старооскольского района Белгородской области умер 23 декабря 1952 . Похоронен на гражданском кладбище с. Обуховки». Мною были просмотрены похозяйственные книги Обуховской сельской администрации за 1949—1952 гг. В них значилось, что Василий Яковлевич проживал у племянницы Веры Ивановны Сердюковой без прописки, а это значит, что пенсию по месту жительства он не получал. У Веры Ивановны было двое детей, она работала учителем в Обуховской школе. Жилось очень трудно. Об этом говорят и письма Василия Яковлевича своим друзьям, которые хранятся в архиве дома-музея В.Я. Ерошенко.

Предлагаю вашему вниманию одно из них: «Обуховка. 16 октября 1952 г. Дорогая Зина! В середину этой тетради я вкладываю мою фотографию, которую ты когда-нибудь перешли в «Эсперанто-легило» с пометкой о моем уходе из этого мира. Конец совершенно отдалился, и болезнь принимает затяжной и нудный характер. Пока я шлю тебе окончание чукотской сказки, начало которой ты уже имеешь; тетрадь написана начисто. Итак, я прошу тебя проверить ее, выяснить все неясные места, пока я еще жив… Эта бумага очень плотная для меня, и я почти не могу писать. Пришли мне для писем более тонкую бумагу. Сейчас я намерен записать начисто «Корейскую сказку», но бумага утомляет меня.

О получении всего этого сообщи мне. Переговори с Ваней (квартирант Анны Львовны) о продаже моих японских грампластинок; при его институте действует отделение японского языка. Мне они больше не понадобятся, а деньги всегда нужны.

Сердечный привет всем. Василий Ерошенко».

В деревне никто не знал о том, что слепой дядя Вася — писатель, выдающаяся личность, много лет проживший за границей. Да это и понятно, ведь 1952 г. — время тяжелых репрессий. Публикация статьи Рогова в журнале «Знамя» произвела «эффект разорвавшейся бомбы» в писательских кругах. Появляется множество статей разных авторов, которые исследуют жизнь и творчество Ерошенко. но в конечном итоге лишь повторяют то, о чем писал Рогов. Однако есть среди них люди, которые, действительно, много сделали для того, чтобы имя Ерошенко не остаюсь в забвении.

Роман Сергеевич Белоусов -— китаевед, журналист, составитель и автор вступительной статьи и примечаний первой и единственной на сегодняшний день книги «Избранное» В.Я. Ерошенко. Под таким названием она вышла в свет в 1977 г. в главной редакции восточной литературы издательства «Наука». Ранее, в 1962 г., эта книга издавалась в Белгороде под названием «Сердце орла». Роман Сергеевич при жизни сотрудничал с нашим музеем и в 1989 г. передал много ценных экспонатов. С автографом автора в наших фондах хранится книга «В тысячах иероглифов», опубликованная в 1963 г., где целая глава под названием «Рассказ об одной жизни» посвящена Василию Яковлевичу Ерошенко. Белоусов подробно знакомит читателя с семьей Ерошенко. Рассказывает о детстве Василия, учебе в Московской школе слепых, первом заграничном путешествии в Англию в 1912 г. Белоусов руководствуется архивными документами, статьями Ерошенко в эсперанто-журналах и журнале «Жизнь слепых». Опубликованная в 1962 г. Белоусовым биография была наиболее полной и отражала масштаб личности писателя-сказочника. Благодаря Роману Сергеевичу, на родине, в Обуховке была благоустроена могила Ерошенко и на средства общества слепых поставлен памятник из черного мрамора. А односельчане как будто вновь познакомились с Василием Ерошенко.

Еще одним автором-эсперантистом, ерошенковедом, достойным внимания читателей, является, несомненно, Александр Самуилович Харьковский, эмигрировавший в 80-х годах в США. В 1978 г. в том же издательстве «Наука» вышла в свет документальная повесть о Ерошенко «Человек, увидевший мир». Дому-музею ее подарила близкая приятельница автора Мария Абольская, проживающая в С.-Петербурге. В книге сделана запись: «Мне автору, хотелось, чтобы повесть звучала как дуэт между Василием и Итико -— о любви, о том, как трагедия учит сердца быть зрячими. С уважением — М. Абольской, с которой мы много лет боремся за то же, за что боролся Ерошенко. Ленинград. 15 февраля 1981 г. Харьковский».

«Человек, увидевший мир» — плод долгого труда и упорных поисков. В книгу включены воспоминания о детстве, о путешествиях по Чукотке, сказки и стихотворения. Всюду, где позволяет материал, автор книги оставляет читателя наедине с ее героем, давая высказаться самому Ерошенко. Документированные факты в повести легко отличить от авторского домысла. Харьковский первым из авторов предлагает читателю полную библиографию статей о Ерошенко и произведений самого писателя. До 2000 г. повесть Харьковского была единственным художественным произведением о судьбе Ерошенко. Был еще небольшой рассказ «Видение», автора Владимира Пу, в основе этого рассказа — невыдуманный случай из жизни ребят дома слепых детей в г. Кушка, в котором работал Ерошенко 10 лет с 1935 г. В 2000 г. журнал для слабовидящих детей «Школьный вестник» к 110-й годовщине со дня рождения писателя сделал настоящий подарок всем, кто неравнодушен к имени Ерошенко — редакция начала публикацию новой повести Альберта Семеновича Поляковского «Слепой пилигрим».

Нашему музею посчастливилось сотрудничать с Альбертом Семеновичем. Но, к большому сожалению, Поляковский умер во время операции на сердце, так и не увидев в печати своей повести. Перед самой операцией он передан свою рукопись в редакцию. «Слепой пилигрим — это дело всей жизни журналиста из Ашхабада. Мы получили из редакции все 29 номеров журнала с публикацией, но автограф автора попросить не успели. Альберт Семенович разыскал многих незрячих воспитанников Ерошенко по Кушкинской школе. Некоторые из них прислали воспоминания в музей. Школа-интернат для незрячих детей в Ашхабаде до сих пор носит имя Ерошенко. Василия Яковлевича с его философией «всеобщей любви» помнят дети его учеников, которых собирал он по аулам, больных и беспомощных. «Он за короткий срок изучил туркменский язык, создал брайлевский алфавит для туркмен, написал и издал учебники для своих воспитанников. То, что по разным причинам не удалось сделать в Бирме в начале 20-х годов. Ерошенко в той или иной мере претворил в жизнь в самой южной точке той страны, что называлась СССР… Ни поступком, ни словом, ни вздохом не приглушил Василий Яковлевич чистого, благотворного света, который вливал он в души своих учеников. Как ни бываю ему тяжко, детей своих он оградил от страха и ненависти; и они выросли, возмужали, состарились, не испытав мучительного раздвоения души, избежав липкого, холодного цинизма, зная цену добросердечию, милосердию, верности… Он учил их не только читать и писать— учил жить безбоязненно и независимо, повторяя за кем-то из классиков: «Есть немато людей, которые не боятся смерти. Но немногие не боятся жизни» .

Об этом писал Поляковский, об этом пишут и в своих воспоминаниях туркменские воспитанники Василия Яковлевича. Привожу отрывок письма в музее Вацлава Осиповича Бродо — бывшего воспитанника школы в Кушке: «В то время туркменский народ был тяжелый, неграмотный. Своих незрячих детей родители с большой неохотой отдавай и в школу учиться. Бытовала поговорка: «У слепца — нет лица». И надо было иметь большое терпение, настойчивость, чтобы убедить родителей и родственников таких детей в необходимости их обучения. При Ерошенко в школе было хорошо. У детей Василий Яковлевич пользовался большим уважением, за свое отношение к ним, всегда доброжелательное. Он старался выработать самостоятельность и в суждении, и в поведении. Особенно любили его мапыши. Он часто по вечерам приходил к ним, рассказывал много сказок, интересные истории о своих путешествиях. Весной и летом часто с ним выходили на природу, заготавливали дрова. Он рассказывах о растениях, учил распознавать их, обучал ориентироваться в пространстве. У населения школа пользовалась уважением, так как ученики часто выступали с концертом в сельском клубе и даже в самой Кушке.

Я до сих пор с чувством глубокой благодарности вспоминаю годы общения с Василием Яковлевичем Ерошенко. Благодаря ему, я многому научился, что потом пригодилось мне в жизни».

О любви к своим детям говорят и письма Василия Яковлевича, хранящиеся в фондах музея. Вот отрывок одного из них, написанного в Обуховке адресатам в Ташкенте: «Дорогие Меред и Нурум! Я уже с 16 мая в Обуховке. Живу с квартирантами один. Но в июне начну собираться к племяннице… После Ташкента мне не хватает продуктов, фруктов, и у меня разболелся желудок. Он совершенно отказывается работать. Я чувствую постоянную боль в левой стороне груди. Как будто сердцу тесно и оно хочет раздвинуть ребра… В июле я собираюсь в Байрам-Али, но об этом я еще с вами договорюсь. Мне хотелось бы лето провести с вами вместе. Устраиваться на работу я думаю в Туркмении. Хорошо бы поближе к вам… Ваш Ерошенко».

Повесть «Слепой пилигрим» — это гимн педагогической деятельности Ерошенко. Автор описывает реальные факты десятилетнего пребывания Ерошенко в Туркмении, опираясь на документальные источники. Несомненно, повесть заслуживает того, чтобы она была издана отдельной книгой. Ученики у Василия Ерошенко были не только в Туркмении. Возвратившись в Москву в 1946 г., он преподает английский язык в московской школе для незрячих, в той, в которой учился сам. Виктор Герасимович Першин — журналист, писатель, автор книги «Импульс Ерошенко», изданной редакцией «Тамп» в 1991 г., с благоговением вспоминает годы учебы в этой школе. Виктор Герасимович долгие годы собирает материал о своем учителе. Как-то, в очередном письме в Дом-музей, он поделился своими мыслями о том, что считает жизненным долгом издать объемную научную биографию Ерошенко, чтобы как можно больше людей узнали об этом человеке. Першин — инвалид I группы по зрению. В возрасте семидесяти двух лет он много работает, освоил компьютер. В 1971 г., в Москве, я посетила его и удивилась энергии и работоспособности этого человека и подумала — это и есть импульс Ерошенко. Не случайно в своей книге Виктор Першин пишет: «…Из плена времени высвобождается и вырастает в вечность образ моего школьного учителя, моего нынешнего духовного наставника, Василия Яковлевича Ерошенко. Своим внутренним зрением я вижу его таким, каким он предстает на полотне известного японского художника Накамура Цунэ.

На картине, выполненной в стиле тайсе и завоевавшей первую премию на Токийской императорской и Парижской выставках 1926 г. — молодой человек лет тридцати в подпоясанной ремешком косоворотке, особо подчеркивающей его принадлежность к разночинной русской интеллигенции.

Взгляд невольно притягивает высокий лоб мыслителя. На лице отсвет вечной грусти от незрячих глаз, навсегда закрытых почти от самого рождения. Несколько размытая, слабо вырисованная нижняя часть лица — абрис сомкнутого рта и волевого подбородка проглядывает словно бы сквозь расходящийся туман. Но сквозь туман, озаренный светом внутреннего пламени. А волны своевольных русых кудрей, завершая внешний облик поэта, подчеркивают замысел — символ японского художника».

Портрет В. Ерошенко. Худ. Накамура Цунэ.

Этот портрет в 50—60 годах прошлого века украшал знаменитое литературное кафе «Накамура» в Токио, где собиралась японская революционная молодежь, политические эмигранты из Индии, Бирмы, Польши, России и др. стран, где Ерошенко и познакомился со знаменитым художником Накамура Цунэ. В настоящее время картина занимает свое место в Императорской национальной художественной галерее (Япония). Не менее известен портрет Ерошенко, выполненный другим японским художником Цурута Горо.

Василий Ерошенко. Худ. Цурута Горо

История этого портрета описана самим автором. Перевод статьи включен в сборник «Избранное» Ерошенко. Оба портрета много раз опубликованы в печати, литографированы массовым тиражом в Японии. Цветная открытка с изображением одного из них прислана в музей японским ерошенковедом Такасуги Итиро.

В 2000 г. к 110-й годовщине со дня рождения Василия Яковлевича Ерошенко В.Г. Першин передал для музея эссе из своей новой книги, еще не опубликованной, «Портрет на шелке». Он упоминает «о портрете Василия Ерошенко кисти неизвестного китайского художника (около 1923 г.), украденном из редакции старооскольской газеты «Маяк» в середине 80-х годов. Этот портрет обладает художественной самоценностью уже потому, что выполнен он на шелке в традициях и живописной технике древней культуры китайского народа. Дополнительная ценность портрета на шелке определяется тем, что в традициях китайской живописи принято кроме имени художника сообщать, когда и где картина написана, что послужило поводом для выбора именно данного сюжета или объекта. Иначе говоря, пропавший портрет мог бы раскрыть для нас какие-то неизвестные страницы жизни поэта в Китае».

Известно еще несколько живописных и скульптурных портретов Василия Ерошенко. Информация о них взята мною из различных источников. «Известный русский художник, член-корреспондент Академии Художеств бывшего Союза Евгений Александрович Кацман писал портрет Ерошенко в 30-х годах после возвращения последнего с Чукотки. Здоровый и цветущий, розовощекий, в новой вельветовой куртке темно-зеленого цвета. У переносицы на лбу две глубокие складки. Волосы светлые, волнистые, подстрижены под обыкновенную «польку». Портрет выполнен цветной пастелью, небольшого размера. Хранится в фондах Московского литературного музея с 1957 г. На портрете возле надписи художника можно разобрать дату — 17 мая 1939 г.)».

Карандашный портрет, выполненный немецким другом Василия Ерошенко художником Рейнгольдом (1924 г.), впервые опубликован в уже упоминавшемся «Сердце Орла».

В Туркмении портрет Василия Ерошенко написал художник Аман Сахадов. Сейчас картина находится в Ашхабадской школе слепых детей имени В.Я. Ерошенко. В 1990 г. портрет Ерошенко-путешественника выполнил русский художник Анатолий Бирюков. Техника — в традициях иконописной русской живописи XVII—XVIII вв., на доске из липы.

И, наконец — о портретах и скульптурных изображениях Василия Яковлевича Ерошенко, хранящихся в Доме-музее в Обуховке. Портрет, написанный к 100-летию со дня рождения писателя в содружестве авторов старооскольцев Голышева и Шляпникова. Художники по-своему представили страшный недуг-слепоту: Василий изображен на фоне темного круга.

В яркой, малиновой косоворотке, подпоясанной кушаком, среди обуховского раздолья показал поэта Михаил Купреев, корреспондент белгородского радио. Свою любительскую работу он подарил на открытие музея. Скульптурные изображения «Ерошенко и Лу Синь» в дереве московского ваятеля Виктора Дубника и бюст писателя украинского скульптора Василия Блажкова украшают залы музея.

Рассказывая об исследователях-ерошенковедах. нельзя не упомянуть имени Александра Алексеевича Панкова, проживающего в г. Кисловодске. Не один десяток лет в этом городе существует клуб эсперантистов во главе с Анатолием Масенко. Вокруг него несколько лет тому назад объединилась группа энтузиастов-единомышленников: близкие друзья Ерошенко — сестра и брат Аловы, бывший ученик Вацлав Бродо, эсперантисты Панков, Радченко, Жукова. Стараниями этих людей в 1919 г. к 100-летию со дня рождения Ерошенко министерством связи Советского Союза был выпущен маркированный конверт с портретом Ерошенко и памятный значок с его изображением. В настоящее время многих из этих людей уже нет в живых, а коллекции их хранятся в фондах музея. А.А. Панкову 82 года. Этот пример также говорит об импульсе Ерошенко: Панков написал десяток очерков о реальных фактах жизни Ерошенко, опубликовал их на страницах газет Белгородчины и Северного Кавказа. На стареньком «Запорожце» этот человек исколесил полстраны, добывая все новые и новые факты, подкрепленные живыми свидетельствами, знавших Ерошенко людей. Он побывал в Харькове, Воронеже, Москве, Белгороде, Обуховке. В 70-х гг. XX в. встречался с живыми тогда еще родственниками Ерошенко. А , своими архивами поделился с писателями Такасуги Итиро, Харьковским, Поляковским. Перевел с эсперанто ряд произведений, в том числе весь чукотский цикл. Недавно Александр Алексеевич прислал в музей уникальную открытку, изданную в США в 22 г. XX в. На ней изображен пароход «Хозан Мару», на котором Ерошенко выслали из Японии в 21 году. Открытка называется «Ежедневный гость из Японии».

В своем письме в музей Панков пишет: «Искать и находить! Что может быть радо­стнее и прекраснее? И узнав что-нибудь необычное, интересное, естественно, хочется сделать все это более известным для других, запечатлеть на долгие времена!.. Но мечта о написании книги не осуществилась. Для вашего музея готов отдать все… С наилучшими пожеланиями в вашей благородной работе. А.Панков».

Ерошенко жив и память о нем жива хотя бы потому, что живет музей его имени. Все посетители отмечают необыкновенную ауру в этом доме, добрую положительную энергетику. Молодые люди, знакомясь с творчеством писателя, понимают его взгляды, устремления, его душевные порывы. Мы убедились в этом, когда проводили конкурс творческих работ в стиле Ерошенко среди школьников в г. Старый Оскол к 110-й годовщине со дня рождения. Удивительно то, что детям практически не нужно было объяснять — каков он стиль Ерошенко. Победительница конкурса одиннадцатиклассница Наталия Борисова сумела раскрыть и стиль Ерошенко, и рассказать о нем самом в своем сочинении «Глаза души».

«Он слепой. Его глаза не видят. Не видят неба, ни солнца, ни лиц. Так повелела судьба — судьба, когда заметила его, отняла его глаза. Она. считая себя справедливой, сказала:

— Слишком много богатств у этого человека, так заберу я у него глаза. Без них ему не будет хуже.

Ему не стало хуже. Потому что он имел другое зрение. Очень чуткими были глаза души его. Судьба это знала. Глаза души его видели все: и небо, и солнце, и лица. Он слепой?!

Он, вероятно, и не знал, что слеп. Очень большие глаза души его смотрели вдвое зорче, чем смотрели бы глаза на лице.

А зачем нам глаза на лице, если они без глаз души все равно ничего не видят?.. Если ты видишь лишь голубизну неба, золото солнца, красоту мира и считаешь, что глаза на лице больше ничего видеть не могут, значит, у тебя или душа слепа, или души нет, или самого тебя нет. Так кого же считать слепцом?».

К 50-летию со дня смерти писателя, в декабре 2002 г., в сети Интернет прошла конференция на тему: «Ерошенко и его время». Организаторы ее живут в разных городах — в Киеве и Коломне, в Токио и Москве. Недавно нам сообщили, что в Японии издан шеститомник произведений Ерошенко на эсперанто. Редактор его Минэ Ёситака — один из организаторов виртуальной конференции.

«Я зажег в моем сердце костер», — писал Ерошенко в одном из стихотворений. Пламя этого костра и поныне светит — для одних примером истинного милосердия, другим в укор. Как мог бы жить на его месте другой, не обладая и малой долей ерошенковских задатков? Мало ли примеров, когда из увечий, ран, перенесенных некогда страданий многие умудряются до конца своих дней черпать выгоду, искать привилегий и добиваются их. Ерошенко был и остался в нашей памяти трагически беззащитным и благородным человеком». Так размышляет в послесловии к своей повести Альберт Поляковский. А от себя я бы хотела закончить статью строчками из письма самого Василия Яковлевича. Оно написано в августе 1917 г. в Японию: «…Мой дорогой господин Йосида! Прошу Вас, самостоятельно взвесьте свои силы и поступайте только так, как велит Вам сердце, и делайте только то, что Вам по силам. Ибо Христос говорит каждому из нас: «Иди и неси крест свой». Нужно понять главное: у разных людей различны и силы, у каждого свои. И крест этот для всех живущих на земле для каждого тоже свой, и нести его каждый должен только сам. Многие люди никак не могут понять этого или не хотят… Они не могут понять того противоречия, что крест Христа — не каждому по силам. И если Вы, Йосида-сан, не разберетесь в этом, будете всегда совершать опрометчивые поступки и делать ошибки. Ну, до свидания. Ваш Василий Ер.».

Поистине — это письмо всем нам.

И.Л. Пискаль

Редакция сайта благодарит администрацию Белгородского государственного историко-краеведческого музея за предоставленный материал.