Летопись Белогорья

К.С. Дроздов

ЧАСТЬ 2

Из оперативной сводки штаба войск Западной завесы от 2 мая 1918 г.: «…на обоянском направлении идет преследование противника. В селе Яковлево обнаружено 400 [чел.] немецкой пехоты при 2 орудиях и один бронированный автомобиль. На белгородском направлении бронированный поезд обстреливает деревню Шопино, где обнаружено 2 орудия и незначительное количество пехоты». К 5—6 мая 1918 г. на белгородском направлении бои красных партизан Трунова с германцами шли на линии деревень Покровское, Прохоровка, Тетеревино, была обстреляна и сожжена деревянная станция Сажное. Партизаны подошли к деревне Яковлево в 30 км от Белгорода, но здесь Трунов вынужден был отдать приказ о прекращении дальнейших боевых действий, так как начались мирные переговоры с немецким командованием, а вскоре был подписан договор об установлении демаркационной линии.

Однако заключение перемирия между германско-украинскими частями и красногвардейцами стало возможным благодаря не столько успешным военным действиям местных партизанских отрядов (наспех организованные добровольческие отряды из жителей местных деревень вряд ли могли на протяжении длительного времени сколько-нибудь успешно противостоять хорошо обученным, дисциплинированным, вооруженным артиллерией, аэропланами, броневиками и т.д. германским частям), сколько тому, что большевистское правительство, оказавшееся в критической ситуации в конце апреля 1918 г., пошло на дальнейшие уступки Германии, чтобы сохранить в силе Брест-Литовский мирный договор и не допустить дальнейшего продвижения германских войск в глубь Советской России. В радиограмме В.Г. Чичерина, направленной в Берлин 26 апреля 1918 г. сообщалось следующее:«Если же германское правительство считает ныне уже невозможным поддерживать условия ратифицированного обоими государствами Мирного договора, то представляется безусловно необходимым со всей точностью выяснить, каковы те новые требования, во имя которых Германское правительство направляет украинские, финляндские и немецкие войска против Российской Советской Республики…». Видя готовность руководителей Советской России идти на новые уступки, германское правительство санкционировало переговоры Центральной Рады с большевиками. Из Киева было получено согласие прислать свою делегацию в Курск. Советские парламентеры, выехавшие из Курска (секретарь мирной делегации П.А. Зайцев, комиссар войск Курского района Н.П. Вишневецкий и начальник штаба К.Н. Зильберман) 4 мая 1918 г. на станции Коренево подписали с германским командованием соглашение об установлении демаркационной линии и 10-километровой нейтральной зоны от Рыльска до Суджи, а 6 мая в Конотопе было подписано перемирие на остальной части Курского фронта от Суджи до Белгорода.

Из договора об установлении демаркационной линии на участке Рыльск — Белгород: «На германско-украинской стороне… южный берег реки Псела до устья реки Пены — западный берег Пены до Ракова /искл./ — условная линия между дер. Пенка — Даниловка — Гостищево — Сабынино — Ушаково /все, кроме первой включительно/ — западный берег реки Короча — Корень до Боровской /включ./ — Неклюдово /включ./ — условная линия Неклюдово-Купино /включ./ — Дмитриевка /включ./. На российской стороне (условная линия)… Новенькое — Верхопенье — Покровское — Городно — Тетеревино — Клеменово — Шляхово — Казацкая — Заячье — Алексеевка — Тюрино — Большое городище — В. Береза-Троицкая /все включ./…». Переход частных лиц внутри демаркационной зоны и далее за ее пределы был разрешен.

10 мая из Курска сообщали в Лиски Воронежской губернии, что немцы выразили готовность распространить перемирие и дальше по направлению к Купянску, но, вмешавшийся в переговоры представитель отрядов украинских советских войск заявил, что дальнейший фронт относится к Антонову-Овсеенко, который не намерен заключать перемирие. В это же время в Харькове проходили переговоры между представителями Воронежского Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов с германской стороной об установлении перемирия на Валуйско-Евстратовском участке (Воронежского) фронта. В ходе переговоров представители германского командования потребовали, чтобы в сферу расположения германских войск входила южная часть Воронежской губернии, включая и Валуйки. Советские парламентеры отклонили это предложение, а в оперативной сводке 2-й особой армии 12 мая 1918 г. отмечалось следующее: «Из Харькова вернулась мирная делегация Воронежского Совдепа. Германцы требуют себе Принцевку, Валуйки, Вейделевку».

13 мая 1918 г. секретарь мирной делегации П.А. Зайцев телеграфировал в Москву о согласии гетманского Совета Министров Украины, который сменил правительство Центральной рады после военного переворота 29 апреля 1918 г., с предложениями делегации Советской России о перемирии, установлении прямого провода Киев—Курск—Москва, восстановлении между ними железнодорожного сообщения и желательности встречи мирных делегаций в Киеве 22 мая 1918г.

Однако за несколько дней до начала переговоров в Киеве германско-украинские части перешли в наступление в направлении Валуек. В донесении военного комиссара Воронежского района В. Иванова из Валуек от 19 мая значится следующее: «Еду из Уразово, где осматривал позиции на границе Воронежской губернии и Валуйского района, от дер. Калиновки до Кукуевки. И докладываю, что по всей пограничной полосе крестьяне вооружаются кто чем может… У немцев были заняты деревни Павловка и Ромашовка, в этом месте они перешли границу, наступая от Купянска к Покровке. Узнав о том, что крестьяне Троицкой волости деревень Поминово и Александровки, сорганизованные для охраны границы, подошли на рассвете 18 мая к Павловке и, обстреляв деревню, убили до 50 человек, взяли в плен несколько кавалеристов… Крестьяне заявляют, что они не впустят немцев, даже если по договору Валуйский уезд отойдет от Великороссии».

В мае 1918 г. в Валуйках царила полная неразбериха и хаос. Запасы зерна и масла с маслозаводов не отгружались в северные губернии. За семь дней до занятия Валуек немцами «храбрый диктатор Колганов и иже с ним левые эсеры (так они себя называли) оставили Валуйки, забрав из кассы заводов все деньги». По приказу Р.Ф. Сиверса, оборонявшего Валуйки, шла погрузка муки, масла и зерна. Мобилизовав 20 ломовых подвод, в последний момент удалось эвакуировать 3600 пудов масла, а 1800 пудов остались непогруженными, были секвестрированны немцами и отправлены в Германию.

Части Сиверса оказались на острие главного удара германских войск. Неоднократно контратакуя и нанося противнику значительные потери (в частности, было захвачено 3 бронеавтомобиля), отряды Р.Ф. Сиверса и А.Ф. Авилова вынуждены были 22 мая 1918 г. оставить Валуйки и после боя в Ураево в ночь с 23 на 24 мая отойти севернее на линию сел Насоново — Мандрово. 24 мая 1918 г. в 3—4 часа утра стройно и тихо победители входили в Валуйки: «На площади выстроился в ожидании немцев весь цвет буржуазии и ее прихвостни… Все преподаватели Валуйских бухгалтерских курсов… Как только немцы заняли город, подвезли 10 вагонов водки, сгрузили в элеваторе. Бойко начали торговать…» . Следом за немцами пришли гайдамаки с украинской речью, в широченных шароварах и в смушковых папахах с длинными блакитными башлыками, которые стали вербовать добровольцев на военную службу.

Вскоре отряды Сиверса были отправлены через Лиски на Урюпино и далее на Царицынский фронт. Отряд Авилова остановился в Никитовке, где Валуйский уком большевиков стал формировать повстанческую армию. Руководителем этой армии становится А.Ф. Авилов, житель села Борисовки Насоновской волости.

А тем временем 22 мая 1918 г. в Киеве начались русско-украинские переговоры. В гостинице «Марсель» расположилась советская делегация во главе с Х.Г. Раковским и Д.З. Мануильским. Украину представлял генеральный судья, бывший министр юстиции в правительстве Рады С.П. Шелухин. Ближайшей задачей советской дипломатии было установление перемирия. Как считал В.Г. Чичерин, «самым важным при этом был вопрос об установлении демаркационной линии, причем фактическая оккупация могла сильно отразиться на установлении окончательных границ Украины».

Отсутствие активной внешней политики на Западе киевские власти пытались возместить на Востоке. Здесь новорожденная Украинская Держава заявила претензии на положение региональной «империи»: предусматривалось продвижение ее границ на севере до Курска и Гомеля, с включением территорий, населенных хотя и не украинцами, но связанных с Украиной экономически. Когда начались переговоры о перемирии, то украинцы выступили с требованием, чтобы демаркационная линия была отодвинута на север и восток, «чтобы, в частности, в Воронежской губернии ими было занято 8 уездов и чтобы в общей сложности к ним перешло 14 уездов с 3-миллионным населением». Видно было, что эта «демаркационная линия» представляет собой линию предполагающейся в будущем государственной границы Украины, притом в пределе ее наивысших притязаний. Проект делегации Советской России представлял собой практические линии штыков советских и германских войск, т.е. ту линию, на большинстве участков которой уже были заключены местные перемирия.

В этот наиболее тяжелый для Советской России момент переговоров с гетманской Украиной германская дипломатия связала проблему полного мирного урегулирования с вопросом возвращения боевого ядра Черноморского флота из Новороссийска в Севастополь. В ноте статс-секретаря германского МИД от 23 мая 1918 г. говорилось, что «германские войска не перейдут линию Батайск — Дон — Донец — Лайтва до Дегтево — Осиновка — Новобелая — Валуйки — Грушевка — Белгород — Суджа — Рыльск в том случае, если суда прибудут в Севастополь в течение обусловленного срока. Само собой разумеется, конечно, речь может идти лишь о технически возможном и необходимом для выполнения этой задачи времени, о 6—10 днях». Германия также гарантировала, что Украина не начнет дальнейших самостоятельных действий против России. «Возможные дальнейшие выходящие за установленную сейчас линию действия украинских войск против России не были бы поддержаны Германией ни в военном, ни в дипломатическом отношениях».

Как мы помним, вожди большевиков еще в конце апреля 1918 г. согласились пойти на новые уступки Германии, чтобы сохранить в силе Брест-Литовский мирный договор. Спустя месяц, 24 мая 1918 г. в письме к А.А. Иоффе председатель Совнаркома В.И. Ленин еще яснее выразился по этому поводу: «Если можно помочь тому, чтобы получить мир с Финляндией, Украиной и Турцией (в этом гвоздь), надо всегда и все для этого сделать (конечно, без некиих новых аннексий и даней этого не получить). За ускорение такого мира я бы много дал».

В результате уже 27 августа 1918 г. Советская Россия вынуждена была подписать дополнительный договор с Германией, по которому, в частности, обязана была выплатить ей 6 млрд марок. Но это будет чуть позже, а пока же, 28 мая 1918 г., А.А. Иоффе посылает ноту немецкому правительству, в которой соглашается на отдачу судов Черноморского флота (т.е. на отвод их из Новороссийска в Севастополь) на условиях мира с Украиной. И уже 18 июня часть флота была возвращена в Севастополь, а другая — взорвана в Новороссийске. Ценой уничтожения флота большевикам удалось остановить новое продвижение германско- украинских войск в пределы Советской Республики.

Сдвинулись с мертвой точки и переговоры в Киеве. Германское командование предложило председателю российской мирной делегации Х.Г. Раковскому, чтобы демаркационная линия была проведена согласно проекту Советской России. Германский посол на Украине Мумм объяснял, что получено распоряжение из Берлина, чтобы германские войска, действующие на Украине, не продвигались больше ни на шаг, оставаясь на занятых ими позициях. В итоге 12 июня 1918 г. был подписан «Договор о перемирии между РСФСР и Украинской державой», в первом пункте которого значилось, что обе стороны немедленно прекращают военные действия по всему фронту. В остальных пунктах договора устанавливалось взаимное назначение представителей (консулов), начало товарообмена, почтового, телеграфного и пассажирского движения, временная передача Украине российского подвижного состава и др. Через неделю в Киеве открылось Торговое бюро РСФСР, а в Петрограде и Москве были учреждены украинские консульства, которые занимались выдачей различных документов, подтверждающих украинское происхождение и подданство, что позволяло многим тысячам эмигрантов выбраться за пределы Советской России.

Ввиду того, что не на всех участках фронта заключены были даже временные перемирия (на Воронежском и Батайском), то предложено было отправить в Харьков (Воронежский фронт) и в Ростов-на-Дону (Батайский фронт) полномочных делегатов для заключения на этих фронтах полного перемирия. 16 июня в Харькове представитель Генерального штаба П.П. Сытин, представитель Воронежского фронта Белаш и представитель германского командования майор Пухерер с двумя лейтенантами подписали перемирие и установили демаркационную линию на Воронежском участке фронта: «…§ 2. Обе стороны к десяти часам утра 21 июня 1918 г. приостанавливают боевые действия и отходят за свои демаркационные линии, для германо-украинских войск: Русских, Дмитровка, Лубянка, Борисовка северная, Айдар, Приют, Даниловка, слоб. Анновская, Ребриково. Демаркационная линия для советских российских войск: Троицкая, Рождественское, Генераловка, Ржевка, Ивановка, Бадуров, Осиповка. (Демаркационная линия Украины на карте, прилагаемой к переговорам). § 3. Пропускные контрольные пункты официальных взаимных сношений устанавливаются по взаимному соглашению в следующих местах: на ж.д. линии Лиски — Валуйки контрольный пункт Борисовка северная, на ж.д. линии Лиски-Константиновка — Даниловка и Бобров…». В результате Валуйский уезд оказался разделенным на два враждующих лагеря: часть его, включая Валуйки, оказалась занята германцами и гайдамаками, другая часть отрядами красных партизан, которые расположились на линии сел Мандрово — Никитовка (в северной части уезда) и Старо-Ивановка — ст. Бибиково — Принцевка (в южной части). Район сел на условной линии от Волоконовки до Принцевки был объявлен нейтральной зоной.

Теперь главный интерес мирных переговоров в Киеве сосредоточился на вопросе о границах Украины. Украинская сторона строила свои границы не только по этнической линии, но и исходя из своих будущих экономических, политических и стратегических целей, поэтому зашла далеко за пределы РСФСР. «Наш председатель, считаясь вполне с остальными принципами, настаивал, главным образом, на принципе этнографическом и на свободном волеизъявлении населения, для чего предлагал опрос населения в являющихся этнографически спорных местностях. — Писал в своем докладе С.М. Холодовский, военно-морской эксперт российской мирной делегации на переговорах с Украинской Державой. Х.Г. Раковский твердо стоял на своих требованиях, не считая возможным поступаться без достаточных оснований русскими областями и населением в пользу Украйны, а также ставить в иных местах (как напр., Донецкий бассейн, все побережье Азовского моря, железнодорожные узлы и вся линия железной дороги, идущая севернее Припяти и параллельно ей и т.п.) Россию в полное почти экономическое и стратегическое рабство по отношению к Украйне». Наконец, принято было соглашение о том, что судьба спорных местностей будет определена референдумом в обстановке, обеспечивающей свободу голосования. А пока же, де-факто, часть уездов Курской и Воронежской губерний оказалась в составе гетманской Украины, что было закреплено приказом Харьковского губернского старосты № 13 от 20 июня 1918 г. «Постановлением Министерства Внутренних Дел 15-го сего июня в мое управление, как Харьковского старосты, поступают следующие уезды Курской губернии: Суджанский, Грайворонский, Белгородский, Корочанский и Новооскольский».

В апреле — мае 1918 г. власть большевистских Советов на Белгородчине была ликвидирована, а законы большевиков «скасованi». Она сменилась коротким правлением украинских комиссаров Центральной Рады, на смену которой пришли повитовые старосты, представлявшие интересы правительства Скоропадского на местах. Новые украинские власти старательно копировали образцы дореволюционной бюрократии. «Прежние губернаторы были переименованы в губернские старосты, а уездные начальники — в повитових. Полиция стала называться державной вартой. Основные должности занимали те же лица, что и до  революции».

В Белгороде, как свидетельствуют немногочисленные документы того времени, должность повитого старосты исполнял В.Н. Куколь-Яснопольский, по всей вероятности, один из представителей известного до революции дворянского рода Куколь-Яснопольских, богатых землевладельцев из Харьковской губернии. Функционировали органы местного управления и земские учреждения: обязанности Белгородского городского головы были возложены на Н.А. Слатина, одним из членов городской управы был К.Н. Коган, председателем уездной земской управы являлся И.Г. Устинов. 9 мая 1918 г. приказом министра внутренних дел гетманской Украины старостой Грайворонского повита был назначен Эмних, грайворонским городским головой был А.Н. Машков. Нет никаких оснований считать, что в остальных повитах, созданных на территории Белгородчины, была принципиально иная структура власти. В ликвидации революционной власти Советов и возвращении к существовавшим многие десятилетия в царской России традиционным органам управления в центре и на местах мирный обыватель должен был увидеть восстановление спокойствия и порядка, тем более, что оберегать этот порядок должны были «доблестные германские войска».

Во вновь присоединенных к Украине курских и воронежских уездах стали появляться германские комендатуры, а где их не было, там — украинские. Коменданты должны были оказывать старостам полное во всем содействие, в чем и заключалось их главное назначение. Так, жители г. Грайворона, Грайворонской и Дорогощанской волостей должны были сдать огнестрельное и холодное оружие германскому коменданту в г. Грайвороне, а жители остальных волостей Грайворонского уезда (или же повита, что то же самое) — участковым начальникам милиции (с июня 1918 г. — державной варты), места жительства которых находились в слободах Ракитной, Борисовке и заштатном городе Хотмыжске.

Безусловно, земельный вопрос оставался одним из самых важных и для правительства гетманской Украины, и от того, как он будет разрешен, во многом зависело будущее существование самой Украинской Державы. Прекрасно сознавая, что главным экономическим завоеванием Октябрьской революции в России стал большевистский декрет о социализации земли, который, кстати, повторила в своем «четвертом универсале» и Центральная Рада (современники считали ее тоже полубольшевистской), украинские власти и германское командование должны были признать произошедший по всей стране земельный передел. В апрельском приказе генерал-лейтенанта Мангельбира к жителям Харьковской губернии говорилось: «В интересах всего украинского народа и государства все земли должны быть немедленно засеяны, и урожай соберет тот, кто их засеял». Крестьяне должны были немедленно выдать расписки в том, что имеют возможность и могут своевременно засеять занятую ими землю. 27 мая 1918 г. вышел закон гетманского правительства, закреплявший право на урожай за тем, кто фактически произвел сев, так как значительная часть земель на Украине по-прежнему находилась в руках самовольно захвативших ее крестьян. В случае если посевщик действовал без согласия юридического владельца земли, он был обязан выплатить тому компенсацию в размере трети средней годовой арендной платы за последние пять лет. Это было не столь уж и много, учитывая инфляцию. Но сам факт восстановления прав прежних собственников вызывал среди крестьян недовольство.

На территории Висловской волости Белгородского уезда уже в мае 1918 г. вспыхнула яростная борьба между красными партизанами и сторонниками новой германско- гайдамацкой власти. Необходимо еще раз отметить, что большинство красногвардейцев и красных партизан состояли тогда из так называемых «бывших», «насоливших» местным кулакам, и бедняцкой молодежи, которая при отсутствии заработков не имела средств к существованию. На сельских сходах кулаки стали выносить закрытые постановления об отборе земли, разделенной между крестьянскими дворами в марте 1918 г. Они стали выдавать гайдамакам лиц, революционно настроенных, и членов их семей. «В это время бедняку нельзя было ничего говорить на сходах, даже у себя на огороде, боясь того, что будет передано гайдамакам, что он — большевик». Села Сабынино, Рождественское и Нечаевка, как бывшие малоземельные села, в большинстве своем поддерживали красных повстанцев. В селах же Быковка, Козьмодемьяновка, Непхаево и Киселево, где некоторые кулаки имели по 40—60 десятин земли, начался отбор уже засеянной земли и выдача гайдамакам семейств красногвардейцев.

Небольшой отряд красных партизан под командованием тов. Литвякова, который находился в нейтральной зоне, начал совершать частые налеты, помогая недовольным крестьянам бороться с гайдамаками. «Партизаны были готовы в любую минуту выступить в бой, но отряд таковых был незначителен, из постоянных членов — пять человек, а для ночных налетов на немцев вербовали и крестьян, которые днем работали на своих полях, а ночью иногда помогали и повстанцам. Пять человек партизан могли вести всякую борьбу с 30 гайдамаками, так как состав гайдамацких отрядов в большинстве случаев состоял из городских учеников, детей священников, и когда на них переходили в наступление 5 повстанцев, на хороших лошадях, верхами, гайдамаки панически бросались отступать. В глубь же территории повстанцам нельзя было наступать, так как на границе в селах стояли немецкие войска от 40 до 60 чел., хорошо вооруженные, с которыми сражаться было нельзя из-за слабости сил повстанцев… И нам, как красным повстанцам, приходилось брать свое ночами: ты знаешь кулаков, заезжаешь ночью, лошадей прячут в ближайшем к селу кустарнике, проходим огородом к кулаку и засыпаем ему по 100 шомполов, несмотря на то, что в этом селе имеются немецкие войска…».

После ряда подобных налетов на кулаков, последние стали употреблять все свои силы, чтобы немецкие коменданты разрешили выделить им по два — три солдата для охраны от красногвардейцев, причем они готовы были за свой счет оплачивать их проживание. В результате ночных рейдов красных повстанцев у немцев было убито восемь человек. После этого германское командование собрало по волости сходы крестьян, на которых им было заявлено, что большевики побили немецких солдат и в случае повторения подобных налетов села будут сожжены. Ввиду того, что немцы в своих словах были всегда тверды, местные крестьяне обратились к повстанцам с просьбой прекратить налеты на германцев, так как последние с крестьянами церемониться не будут.

В этой же волости у бывшего помещика Поста постройки его экономии находились на территории, принадлежащей к ведению гайдамацких властей, здесь же стояли и немцы, а полевая земля в большинстве своем находилась в полосе нейтральной зоны. Хотя сам хозяин боялся явиться в свое имение, он прислал к крестьянам управляющего, который должен был навести порядок и в случае сопротивления вытребовать казаков, как в то время обычно называли гайдамаков. Однако, управляющий смог проехать по полю лишь с версту, как навстречу ему вышли повстанцы, сняли его с пролетки, отвели в лес, где и убили. Несмотря на расправы, чинимые над крестьянами, помещику не удалось произвести уборку хлеба: крестьяне указывали повстанцам точные сведения, и те выставляли на дорогах свои отряды, не допуская вывозки хлеба.

В слободе Борисовке Грайворонского повита население также было на распутье, кто лучше — большевики или их противники. «Кулачество и торговцы кричали, что идут освободители (белые), а беднота большею частью была за красных».

Староста Грайворонского повита Эмних в своем приказе от 16 мая 1918 г. требовал от населения «немедленно и не позже как 1 июня с.г. (17 мая ст. ст.)» возвратить прежним владельцам все награбленное или незаконно приобретенное имущество: «Особое внимание будет обращено на возвращение зерна, скота, лошадей, земледельческих орудий и заводских машин». За неисполнение данного приказа виновным грозил штраф до 3 тыс. руб. или трехмесячный арест.

Приход немцев в г. Грайворон оживил деятельность всех так называемых буржуазных организаций. Особенно активно проявляли себя сторонники «хлиборобов», партии, которая выражала интересы крупных землевладельцев, в том числе зажиточных кулацких хозяйств. «Хлиборобы» организовали карательный отряд на случай крестьянских волнений. Но это только подлило масла в огонь, и крестьяне стали ждать выручки с севера от большевиков. В Грайворонском повите особенно успешной была агитация пробольшевистски настроенных рабочих Головчинского сахарного завода среди местных крестьян против сдачи испольщины хлебом за земли, захваченные у помещика по декрету Советской власти.

В селе Красной Яруге Грайворонского повита вслед за немцами на сахарный завод и в имение Харитоненко прибыли прежние главноуправляющий и директор. «Как тот, так и другой, имели у себя на руках доверенности на занятие своих прежних должностей. По прибытии своем эти слуги помещика Харитоненко рьяно принялись за стаскивание разобранного гражданами села имущества завода и экономий, и занялись выяснением убытков, понесенных за время пребывания большевиков. От увольнений служащих и рабочих и жестоких репрессий за ограбление эти лица решили временно воздержаться, отложив это до полного разгрома «красной сволочи», что обнаружилось впоследствии по доставленным документам». Помещица Харитоненко в одном из своих писем на имя управляющего Краснояружским имением советовала убрать для большего успокоения шесть человек служащих, которые участвовали в революционных комитетах и особенно рьяно выступали при большевиках. Характерно, что увольнения эти она рекомендовала провести не за политические взгляды, а за неисправность по службе. Однако же управляющий почему-то эти предложения своевременно не выполнил, а земля, захваченная крестьянами, была у последних отобрана.

«Население ждало, что немцы примутся за грабежи, но, как массового характера, такого явления нельзя было видеть. Власть, правда, была восстановлена старая, были посажены по- прежнему старшина в волости и старосты по обществам. Через этих ставленников они требовали для своих войск фураж и продовольствие, причем, в своем большинстве, платили за все это кредитками (карбованцами) своего главного ставленника на Украине гетмана Скоропадского. Были случаи насилий со стороны «своих войск», гайдамаков, но меньше и далеко меньше эти случаи были со стороны немецких войск. Те (гайдамаки) при всяком удобном случае хватали в тюрьму и грабили население, но немцы, очевидно, их сдерживали в таких случаях, и в последующих событиях массового характера эти случаи не имели. В общей сложности, по сравнению с событиями при Деникине, крестьяне о пребывании немцев отзываются лучше». И хотя в некоторых селах волости (Отрадовка, Сергиевка) немцы насильно брали корм для лошадей и съестные припасы для себя, все же они считались с тем, что у граждан самих этого было мало и не хватало до следующего урожая.

Немцы несколько раз собирали в Краснояружской волости крестьянские сходы и настаивали на выдаче большевиков. Крестьяне держались твердо, несмотря на всякого рода угрозы, и ни на кого не указали, беря вину на всех граждан и на весь сход. А когда по подозрению были арестованы четыре ревкомовца, то и тех крестьяне поддержали перед немецкими властями, и они, в конце концов, были выпущены на свободу.

В Валуйском повите прежние владельцы также пытались восстанавливать свои разоренные поместья и получить арендную плату за землю, причем украинскими карбованцами.

Хотя 14 мая 1918 г. приказом харьковского губернского старосты П. Залесского и были ликвидированы земельные комитеты, которые были созданы еще временным правительством, а назначенные ими контролеры и управители немедленно отзывались из частных имений «с непременным обязательством сдать владельцам или доверенным от них лицам все бывшее под контролем имущество, деньги и счета», тем не менее, уже в июне тот же П. Залесский вынужден был признать полное бессилие власти в деле возврата крестьянами прежним владельцам зерна, скота, лошадей, земледельческих орудий и заводских машин. «Имею сведения, — говорилось в телеграмме Изюмскому повитовому старосте, — что даже в моем имении ничего не возвращено крестьянами. Если даже имя губернского старосты не пугает крестьян, то что же вами сделано для исполнения моих приказов».

Неопределенность перспектив земельных преобразований, многочисленные факты расправ, чинимых в деревне германскими войсками, заставляли крестьян Украины и присоединенных к ней уездов Курщины и Воронежчины утаивать хлеб, а то и непосредственно уничтожать собственные посевы по принципу «не нам, так никому». В июне 1918 г. германская комендатура оповестила жителей г. Грайворона и уезда об ответственности за сохранность предстоящего урожая: «Кто попробует уничтожить или попортить предстоящую жатву, будет строго наказан. При явном сопротивлении будет прибегнуто к оружию» .

С самого начала своего пребывания на Украине германские власти не собирались довольствоваться формальной ролью союзников. В ответ на поддержку правительства Центральной Рады, а затем гетмана Скоропадского они получили возможность беспрепятственно выкачивать материальные ресурсы с украинских, белорусских и русских земель в целях усиления своей военной машины и победоносного завершения мировой войны. Для этого германские оккупационные войска, составлявшие группу армий «Киев», стремились прежде всего овладеть важнейшими административными и промышленными центрами Украины и захватить имевшиеся там запасы сырья и хлеба. Для осуществления этих целей на Украине и в присоединенных к ней уездах Курщины и Воронежчины стала создаваться разветвленная сеть военизированных организаций во главе с имперским хозяйственным бюро при германской делегации на Украине, которое имело свои главные конторы во всех губернских городах и многочисленные филиалы в уездах.

Только в мае 1918 г. германские войска вывезли из Грайворонского, Путивльского и Льговского уездов до 2 млн пудов сахара. Сильный германский гарнизон располагался в Белгороде. «Их хлебное бюро вывезло много хлеба. Немцы косили зеленый хлеб, прессовали его и увозили в Германию. Немецкие солдаты обязаны были послать в Германию каждый по две посылки в неделю… Масса самых разнообразных воинских отрядов опустошала никем не защищаемые экономические поля. Немцы поедали в особенности много сала и мяса…»

По данным гетманского генерального штаба, в июле 1918 г. германские войска на Украине насчитывали около 300 тыс. чел., в том числе между Гомелем и Белгородом — 50 тыс. чел. В докладе С.М. Холодовского по этому поводу было отмечено следующее: «В общем, германских войск на Украине очень мало; они скорее импонируют на население нежели удерживают его силою. Для того, чтобы население постоянно видело германские войска, принята такая тактика: в какое-нибудь село приходит на постой небольшой отряд немцев (человек 30). Постояв в этом селе недели 2, показавшись всему населению и произведя некоторые репрессии, отряд уходит в другое село, предупредив, что вскоре вернется; в следующем селе проделывает то лее самое, переходит в третье и т.д. В первое село он, конечно, уже не вернется; в него лишь может попасть какой-нибудь другой отряд, путешествующий на подобии первого. Главное — впечатление у населения, что всюду немцы, немцы и немцы: где только что пришли, где только что ушли, а где ждут на днях. А в сущности, это — весьма малое количество отрядов, путешествующих по Украине на подобии опереточных «войск», проходящих несколько раз вокруг задней кулисы в числе пяти человек и долженствующих произвести впечатление большого войска. Когда же бывают серьезные моменты, то слабость эта сразу выходит наружу. Не говоря уже о Елисаветградском и Звенигородском восстаниях, о которых я знаю из газет и по рассказам, могу указать на то, чего я был свидетелем, находясь в это время в г. Лубнах Полтавской губернии. Через Украину шла восставшая часть населения в числе от 1 до 1,5 тыс. человек, сжигая по дороге помещичьи и «хлиборобные» усадьбы и т.д. Для регулярного и мало-мальски достаточного войска противник этот являлся, в сущности, неорганизованной, вооруженной толпой, бандой, с которой справиться было бы очень легко. Между тем она прошла больше половины Украины, и немцы не в силах были ее разбить. Лишь стянув свои силы к Кременчугу, им удалось рассеять (но не разбить и уничтожить) под Кременчугом эту толпу. Полное занятие в свои руки пограничной станции Коренево, находящейся на линии германских войск и усиленной, как пограничный пункт, германским отрядом, также показывает, что немцам и гайдамакам не под силу бороться с нарастающим народным движением».

К.С. Дроздов

Редакция сайта благодарит администрацию Белгородского государственного историко-краеведческого музея за предоставленный материал.