9 апреля, 2013
Опубликовано в рубрике 
Метки: Ю.В. Коннов
Деятельность правоохранительных органов и социальная работа в сознании многих наших сограждан понятия совершенно противоположные. Правоохранительные органы – значит охраняющие право, закон и карающие тех, кто его преступил. Под правоохранительными органами мы подразумеваем чаще всего милицию, прокуратуру, поэтому автор в рамках данной статьи будет приводить примеры из их деятельности.
Социальная работа – это помощь сирым, убогим, немощным, как правило, детям и старикам, которые не имеют возможности жить полнокровной жизнью и обеспечивать себя в полном объёме. И мало кто связывает, что правоохранительные органы в силу специфики профессиональной деятельности чаще других сталкиваются с проблемами именно социальной незащищённости и вынуждены обращать внимание общества на социальные проблемы.
Как часто сейчас, после страшных преступлений, вскрытых милицией, прокуратурой средства массовой информации начинают говорить о том, что «просмотрели» проблему, ставят вопрос о морально-нравственном очищении общества. Не стала исключением в этом плане и Великая Отечественная война. И как бы мы не повторяли, что «весь народ как один человек встал на защиту Родины, что страна была единым лагерем», это не должно закрывать от нас жестоких социальных проблем, возникших в результате страшных потерь и утрат, понесённых нашей страной.
Война, как высшее проявление асоциального поведения, с наибольшей жестокостью бьет именно по социально незащищённым категориям населения. Наиболее жестоко война отнеслась к детям.
Летом 1943 года в одном из районов Курской области группа беспризорников забралась в сад к одной из жительниц села. Женщина жила одна и для неё этот сад и приусадебный огород в условиях военного времени были главными кормильцами. Пытаясь отпугнуть столь частых «визитёров», она бросила в сторону группы подростков вилы, которые попали в голову восьмилетней девочки и убили её насмерть. (Автор преднамеренно не даёт ссылки на оперативную сводку, в которой описывается это преступление). Вот одно из жутких проявлений военного ожесточения. А по данным УНКВД по Курской области на 7 октября 1943 года в области насчитывалось 15194 человек детей-сирот.
Как же государство пыталось решить проблему беспризорных детей, какую социальную роль играло оно?
С началом Великой Отечественной войны вновь начался рост численности безнадзорных и беспризорных детей, а с нею выросла и детская преступность. Необходимо было оперативно реагировать и решать проблему. 23 января 1942 г. Совнарком СССР принял постановление «Об устройстве детей, оставшихся без родителей». Правительство СССР обязало совнаркомы союзных и автономных республик и исполкомы местных Советов обеспечить устройство детей, оставшихся сиротами или потерявших родителей при переезде в другую местность, не допуская оставления детей беспризорными. Те кто был младше 16 лет направлялись в приёмники – распределители НКВД, созданные на основе указанного постановления, старше 16 лет – трудоустраивались на производстве.[i]
При исполкомах всех уровней были созданы комиссии по устройству детей, оставшихся без родителей. В состав этих комиссий входили представители профсоюзных и комсомольских организаций, органов образования, здравоохранения, и естественно внутренних дел.
В ноябре 1942 г. Совнарком РСФСР обсудил итоги выполнения постановления СНК СССР от 23 января 1942 г. Правительство России определило дальнейшие конкретные задачи краевых (областных) исполкомов, совнаркомов автономных республик и различных ведомств.
Наркомторгу, например, Правительство предложило организовать столовые усиленного и диетического питания на 147 тысяч ослабленных детей от 3 до 13 лет, расширить существующую сеть детских столовых. Их пропускная способность должна была обеспечить питание 200 тысяч детей.
Лучшие учителя, работники детских домов, активисты-общественники становились внештатными инспекторами по охране прав детей и борьбе с детской беспризорностью и безнадзорностью.
И все же военная обстановка, оккупация значительной территории нашей страны, массовая эвакуация населения, отвлечение взрослого населения на обеспечение нужд фронта не могли не осложнить профилактику правонарушений несовершеннолетних.
В связи с этим Совнарком СССР 15 июня 1943 г. .вновь обращается к данной теме и принимает постановление «Об усилении борьбы с детской беспризорностью, безнадзорностью и хулиганством». Согласно его в дополнение к существующим трудовым колониям для осужденных несовершеннолетних Совнарком предусмотрел организацию трудовых воспитательных колоний НКВД СССР. Кстати, нахождение несовершеннолетнего в трудовой воспитательной колонии не считалось уголовным наказанием, а следовательно, не влекло судимости.
В 1942-1943 годах милицией с помощью общественности были задержаны около 300 тысяч беспризорных подростков, которых трудоустраивали и определяли на жительство работники милиции. Многие из ребят были преданы на воспитание в семьи.
Всё вышеприведённое — официальная хроника борьбы с беспризорностью. В какой степени эти меры были эффективны? Какую роль здесь играли правоохранительные органы Курской области?
В соответствии с решением ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 21 августа 1943 года, в Курской области были организованы 2 детприемника-распределителя на 150 человек, а именно: один в г. Курске на 75 человек и один в г. Белгороде на 75 человек.
На ремонт и обустройство здания в г. Белгороде ЦФО НКВД было выделено 240 000 рублей.
В детприемнике несовершеннолетние находились непродолжительное время, затем распределялись далее.
После окончательного освобождения на территории районов, входящих ныне в Белгородскую область, для обустройства беспризорных предполагалось создать Белгородский, Старооскольский (в Ездоковском с/с), Новооскольский детские дома. В Белгороде – на 50 дошкольников, в Старом Осколе – 75 дошкольников, в Новом Осколе – 75 смешаного типа. Конечно, при приведённой выше цифре в 15194 детей-сирот это капля в море, но всё же и этих надо было обустраивать и воспитывать.
Беспризорные дети определены или в детские дома, или взяты в качестве патронажа в чьи-то семьи, несовершеннолетние хулиганы направлены в колонии. Что дальше? Вот здесь и проявляется социальная работа органов НКВД. Постоянно обследуя детские учреждения, сотрудники, можно сказать «не давали покоя, будоражили», а если выявляли различные нарушения и недостатки, то немедленно докладывали в различные инстанции, что называется «били в колокола».
Так, в спецсообщении УНКВД от 24 февраля в Кашарском детском доме Белгородского района указывалось не только на нехватку продуктов, постельного белья, матрацев и т.д., но и о случаях смерти детей в зимний период.
Тема бездушного отношения к детям продолжается и в спецсообщении от 16 марта 1944 г. Руководители предприятий, где работали трудоустроенные Белгородским специальным детским приёмником-распределителем УНКВД области дети, не обеспечивали их нормальными бытовыми условиями, устранялись от повседневной заботы о их воспитании.
В Белгородскую артель «Коллективный труд» было трудоустроено 7 человек.
Помещение, в котором размещались подростки, полуподвальное, содержится в антисанитарном состоянии, пол прогнил, подростки спят на полу и, за отсутствием одеял, укрываются верхней одеждой.
Нательное белье, верхняя одежда, обувь были выданы детприемником и в настоящее время, сохранилось лишь у отдельных детей, у других износились.
Дети питались всего один раз в сутки, поэтому отчасти продавали свою одежду и занимались воровством.
От такой жизни трое подростков сбежали.
В спецсообщении №13/2030 от 29 сентября 1944 года указывалось, что польский детский дом, который находился в г. Новый Оскол требует и дооборудования, и завершения ремонта, но, к сожалению, исполком горсовета, в части оказания помощи детскому дому, ничего не сделал.
Но не только проблемы детей, а и забота о социальной защите тех, кто работал с ними, поднималась в документах. В спецсообщении от 7 февраля 1944 года о состоянии детских домов общего типа, которые находились в ведении Курского Областного отдела народного образования, особо подчёркивался тот факт, что в Белгороде сотрудники детдома не получили зарплату за ноябрь и декабрь 1943 года, а на дворе уже был февраль 1944.
В уже упоминавшемся сообщении от 24 февраля в Кашарском детском доме из положенных по штату 18 человек работало только 4.
Много вопросов о бездушном отношении со стороны властей возникало не только в отношении детей беспризорных, но и тех, кто жил в семьях, находился на иждивении родителей.
Основой информации органов НКВД в партийные и советские органы, общественные организации здесь служила перлюстрация писем. Так, в письме мужу (полевая почта 45187) Сторожеву С.М. жительница с. Голофеевка, Старооскольского района Строжева М.Ф. пишет, что положенных выплат и выдач продуктов нет, начальники насмехаются, а дают всё только за выпивку. Она просит его обратится к командованию, чтобы «выстарать кусок хлеба троим детям».
Такие письма были не редкость, и информация органов исправно ложилась на стол партийных секретарей различных уровней. В результате в протоколах заседаний бюро райкомов (например, Большетроицкого) ВКП(б) рассматриваются вопросы о поведении тех или иных «товарищей», которые не всегда заканчивались общественным порицанием.
С этой темой перекликается и следующий документ. Военной прокурор 69 армии Воронежского фронта военюрист 1 ранга Бобров, выявил, что после освобождения от немецко-фашистских захватчиков в Большетроицком районе ни один инвалид Отечественной войны, ни одна семья военнослужащих Красной Армии (а ведь это не только родители, жёны, но и опять же дети) не получила социальных пособий. На 31. 03. 1943 г. в районном отделении социального обеспечения числилось 3500 семей военнослужащих и 30 инвалидов Отечественной войны. Никаких указаний и финансирования со стороны областного отдела соцобеспечения не поступало. В результате было составлено соответствующее отношение прокурору Курской области. Можно сказать, что здесь уже заработала репрессивная машина, но дело в том, что инспекцию по территории, где дислоцировались части армии совершал прокурор военный, не обязанный заниматься делами гражданскими.
В марте 1944 года в Белгороде состоялось объединённое собрание городского и районного партактива на котором выступил начальник ГО НКВД Фурдин, который привёл факты, что родители, опасаясь за жизнь детей, специально вооружают их или закрывают глаза на наличие оружия, а это в свою очередь приводит к трагедиям и росту преступности среди несовершеннолетних.
Также он поднял ещё одну проблему, призвал городские службы, уличные комитеты к наведению элементарного порядка, к уборке улиц в Белгороде. Как самый вопиющий факт, как факт бездушного отношения к памяти погибших, были приведены данные о наличии трупов солдат на улицах города, которые уже невозможно распознать свои это или чужие.
Своеобразно социальная роль проявлялась и при рассмотрении работниками милиции каждодневных административных материалов. Так, очень часто в документах указывается о незначительных штрафах, а по большей части воспитательных беседах, в отношении инвалидов войны, которые занимались спекуляцией, попрошайничеством. Сотрудники милиции, зачастую тоже бывшие фронтовики, не могли жестоко подойти к «братьям по оружию», которые таким образом зарабатывали на жизнь себе и детям.
Однозначно можно сказать, что, несмотря на «военное лихолетье», сотрудники правоохранительных органов не ограничивались лишь констатацией ужесточения нравов, но и вносили посильную лепту в решение социальных нужд населения.
Ю.В. Коннов,
историк.
Редакция сайта благодарит автора за предоставленный материал.
Короткая ссылка на эту страницу:
