Н. БЕЛЫХ
(Из истории г. Старого Оскола)
Редакция 1960 года.
КАК И ПОЧЕМУ ВОЗНИК ГОРОД СТАРЫЙ ОСКОЛ
«Осколу-граду стеречь рубеж (границу) полдный (южный) Руси Великой»
Б. Годунов (Народные сказания о начале города Оскола).
Чтобы лучше понять обстоятельства, вынудившие московское правительство строить новые города-крепости на южной границе государства, необходимо вкратце коснуться истории более раннего периода, в недрах которого уже зарождалась та роль Пооскольского края, играть которую ему пришлось позже под прикрытием стен Оскольской крепости.
С давних пор, с XII века, упоминали летописцы о реке Оскол, которая и передала потом имя двум городам Поосколья – Старому и Новому Осколам.
По летописным данным и легендарным рассказам о знаменитом походе Новгород-Северского князя Игоря против половцев в 1185 году, а также по находкам предметов установлено, что близ современного села Великий Перевоз на Осколе (в 13 километрах южнее Старого Оскола) собрались тогда многие участники половецкого похода, в том числе и курские полки князя Всеволода, брата Игорева.
Здесь князья и ратники поклялись биться не на живот, а на смерть «с лютыми ворогами-половцами за землю русскую».
Историки Н. Аристов и С. Соловьев не оспаривали летописного утверждения, что «Перейдя через реку Донец, русская рать сосредоточилась на берегах реки Оскола, а затем двинулись к рекам Дону и Сале». Они лишь обрисовали положение так, что сбор русских полков, по их мнению, имел место на берегу Оскола гораздо южнее современного села Великий Перевоз, и что полки Игоря двигались против половцев лишь по одному маршруту (через Белгород).
На основании изученного материала, относящегося к затронутому вопросу, мы можем утверждать, что возражения Н. А. Аристова и С. М. Соловьева против возможности сбора части русских полков в районе Великого Перевоза в 1185 году является прямым следствием ложного представления этих историков об уровне развития русского военного искусства к моменту похода Игоря против половцев.
Да и разве можно было ожидать от С. М. Соловьева и его последователя Н. Аристова правильного освещения уровня русского военного искусства, если Соловьев в своих работах прямо утверждал, что «русский народ находился в жидком состоянии почти вплоть до Петра I, бродя по просторам русской земли» и что «русский город и в XVII веке не отличался от городов княжения Ольги», а Н. Аристов вторил Соловьеву, что «…русские до XV века пользовались иностранными железными изделиями… и нельзя было ожидать движения и усовершенствования промыслов и ремесл в древней Руси» (Загляните, например, в книгу Н. Аристова за 1866 год «Промышленность древней Руси»).
Советские ученые разгромили все эти норманистские извращения истории нашей страны и воссоздали ее подлинную научную картину.
Ведь Соловьев и Аристов склонны были допустить следующий примитив, будто бы имевший место при Игоре в практике вождения войск: «Собрались все воины у стяга и пошли скопом по одной дороге против половцев, ничего не учитывая, ни о чем не заботясь» (Конечно, не заботясь и об известном половцам броде через Оскол у современного села Великий Перевоз, облегчая тем самым врагам возможность использовать этот брод во вред русским. Правда, с этим мы не можем согласиться, но это целиком вытекает из концепции Соловьева и Аристова). Но ведь уже киевский князь Святослав знал в X веке искусное правило вождения полков: «ходити розно, бити купно», то есть войска могли подходить к месту сосредоточения и к месту битвы, где «ставился стяг» (войска строились или готовились к бою вокруг знамени, стяга) раздельно, обеспечивая себе безопасность с флангов и привлекая одновременно союзников на свою сторону, нейтрализуя недругов и т. д.) Относительно широко распространенного и известного выражения Святослава: «Иду на Вы», долго толковавшегося историками в качестве доказательства военной наивности Святослава, заметим здесь следующее: Святослав посылал извещение «Иду на Вы» лишь кочевым народам, чтобы собрать их в какое-то выгодное для себя место и разом разгромить, ибо невыгодно было большой дружиной гоняться по степи за небольшими родами кочевников. В войне же с такими организованными противниками, как Византия, Святослав или совсем не пользовался извещением «Иду на Вы», а нападал на врага внезапно, или применял принцип «приречения», то есть ложного извещения противника о своих планах. И когда тот сосредотачивался в одном месте, Святослав наносил удар совсем в другом месте. И во всех случаях Святослав вел разведку противника и заботился о создании безопасности на флангах движения своих полков и т. д. Так что «Иду на Вы» было не выражением военной наивности и «простоты» Святослава, а выражением его великой военной хитрости и тонкого военного искусства.
Конечно, князь Игорь знал о полководческом искусстве Святослава. Соображения о создании безопасности для русских полков во время половецкого похода, конечно, занимали внимание Игоря. Разумеется, он мог и действительно часть своих полков послал через Белгород к Осколу, а часть его полков и полков союзников направились по более восточному маршруту, через брод у современного села Великий Перевоз.
Факт такого именно вождения войск лишь указывает нам на большую зрелость русского военного искусства в конце XII века и объясняет преемственность и развитие лучших черт этого искусства русскими полководцами последующих времен. Дмитрий Донской, например, наметил такой маршрут и порядок движения войск к Куликову полю, какой обеспечивал ему выполнение стратегической задачи и позволил бить врага по частям, нейтрализовать недругов (князя Рязанского, например, или литовского), привлечь на свою сторону союзников, обезопасить фланги от внезапного появления и нападения врага.
А. К. Минин и Д. Пожарский разве случайно повели свои войска из Нижнего Новгорода к Москве в 1612 году не прямой дорогой, а через Ярославль? Нет, не случайно. Им важно было разгромить недругов севернее Москвы, продемонстрировать силу народного ополчения и тем самым успешнее привлечь к себе в помощь другие города и земли страны для борьбы с польскими захватчиками и т. д.
Учитывая приведенные выше соображения, мы убежденно придерживаемся той точки зрения, что в районе села Великий Перевоз действительно в 1185 году было сборное место, по крайней мере, части полков, принимавших участие в походе Игоря против половцев.
Как известно, в силу некоторых военных упущений и по историческим причинам (наличие княжеских междоусобиц, мешавших объединению Руси, слабое развитие экономических связей между княжествами и т. д.) поход Игоря закончился трагической гибелью почти всех русских воинов и пленением князя Игоря. О всем этом с потрясающей художественной силой рассказано в эпическом произведении автора в «Слове о полку Игореве».
Поражение князя Игоря не было воспринято другими русскими князьями в качестве грозного предзнаменования надвигающейся на Русь еще более страшной опасности. Ведь в эту пору феодальная раздробленность Руси вступила в свою полную силу.
Не внимая умному голосу певца-«автора» «Слова о полку Игореве», призывавшего к единению Руси, феодальные властители по-прежнему ослабляли Русь своими усобицами, иногда – прямой изменой. Так, например, при поддержке бояр в конце XII века был на некоторое время посажен на престол в Галиче Венгерский королевич Андрей.
Ослабленная Русь не могла противостоять напавшим на нее в XIII веке татаро-монгольским ордам хана Батыя.
Начался тяжелый, оскорблявший и сушивший, по словам К. Маркса, самую душу русского народа татаро-монгольский гнет, длившийся около двух с половиной сотен лет. Русским людям, чтобы избежать полона и продажи в рабство, приходилось скрываться в дебрях крупных лесных массивов на севере края и в потайных пещерах.
В Поосколье сохранился один из памятников этого тяжелого для Руси времени – Шмарненские меловые пещеры, расположенные в меловой горе километрах в 18 к югу от современного города Старого Оскола. Гора, окружностью до 2 километров, покрыта лесами. По народным преданиям на горе был древний монастырь, основанный еще до татарского нашествия и до сей поры сохраняющийся в памяти народа в форме названия местного урочища «Старый монастырь». В подземельях этого монастыря, под мощными меловыми слоями толщиной более десяти метров, скрывались русские люди при появлении здесь татар хана Батыя. Автору этих строк пришлось в 1939 году впервые осмотреть Шмарненские пещеры и описать их, проанализировать историю возникновения монастыря.
Вход в Шмарненскую пещеру мало изменился и до настоящего времени. Ниже помещаем иллюстрации о Шмаренской меловой пещере.
Иллюстрации о Шмаренской меловой пещере:
В Шмаренскую пещеру часто совершаются экскурсии краеведов. В 1951 году экскурсанты нашли вход в пещеру заваленным и немедленно приступили к работам по его вскрытию. На снимке запечатлён один из моментов этой работы.
Фото 29.
Через вскрытый вход в пещеру проникли разведчики, а в качестве стража у входа встала учительница краевед тов. Ильхман В.Г. Пока не обследована пещера, она никого туда из экскурсантов не впустит.
Фото 30.
Но вот показались из пещеры весёлые лица разведчиков:
— Можно входить! — кричат разведчики.— Своды пещеры очень прочные!
Фото 31.
Юные краеведы осмотрели древнюю пещеру, после чего коллективно сфотографировались неподалёку от входа в подземелье. Ниже помещаем этот фотоснимок.
Фото 32.
Так краеведы городской средней и Косторовской и Шмаренской семилетних школ побыли в древней шмаренской пещере, о которой до этого они слышали рассказы учителей и старожилов.
Открытие Шмаренской пещеры вносит существенную поправку в бытовавшее среди историков мнение, что будто бы в здешних местах Поосколья не было поселений до конца XVI века и что колонизация края началась лишь после основания крепости Оскол в мае 1593 года.
В действительности же, о чем свидетельствуют и остатки Шмарненского монастыря с пещерой и наименования урочищ, колонизация Поосколья и возникновение поселений здесь имели место за несколько веков до основания города Старого Оскола.
Имелись и такие формы колонизации, как монастыри с их собственной охраной, крепкими стенами, подземными убежищами и т. д.
Татаро-монгольское нашествие надолго задержало нормальное развитие Поосколья, как и развитие всей Родины. Монгольский гнет был одной из причин отсталости Руси, своим телом преградившей татарским ордам путь в Европу и обеспечившей европейским странам условия для нормального развития.
За это Европа должна быть вечно благодарной русскому народу, спасшему ее от татарского огня и меча, от плена и рабства.
Что же касается судеб Пооскольского края, то он входил в ту область Московского государства, которая даже почти три века после Куликовской битвы… оставалась «краем долготерпения», подвергаясь страшным опустошениям и разорением… от крымских и ногайских татар, а затем от поляков.
«Каждый день в то время можно было ожидать, что татары «безвестно», по тогдашнему выражению, появятся среди московских пределов, дойдут до Тулы или даже до самой Москвы, пограбят и пожгут города и села, угонят скот и, захватив не успевших спрятаться в леса поселян, возвратятся обратно. Дороги, по которым татары чаще всего делали набеги, пролегали недалеко от реки Оскола, верстах в 20-25 по обе его стороны и назывались «шляхами»; главными из них были: Муравский и Изюмский с правой стороны города Старого Оскола и Кальмиусский – с левой» (Д. Моисеев. Краткая история города Старого Оскола. С.Петербург, 1894 г., стр. 3)
Вставка Карта 2
СХЕМА
основных татарских дорог, шедших в пределах Ст. Оскольского края.
Конечно, в нашем крае пролегали пути-дороги и до образования перечисленных татарских шляхов. Были сухопутные и водные пути: торговые пути с Сейма на Северный Донец и на Дон и Азовское море, а также Сейм-Оскол-Донец…
Еще со скифских времен торговое судоходство на Дону процветало, доходя и до бассейна Оскола. Позднее первенствующее значение на Дону получили византийские и хазарские купцы, вытесненные затем арабами, в XIII веке, уже при татарах. Иностранные купцы, главным образом, венецианцы и генуэзцы, торговали по Воронежу, Донцу, Сейму, Осколу, о чем свидетельствуют находки различных предметов украшения и быта не местного происхождения: прорезные серебряные бляшки, монеты (В 1927 г., например, Ф.И. Шеховцов нашёл клад серебряных монет в Завалищино, отчеканенных в государствах Ближнего Востока, Византии, Африки VIII-IX веков н. э.)
Плавали иноземные купцы и по другим рекам южного порубежья: в 1286 году, например, татары, воевавшие в волостях Рыльской, Варгольской, Липецкой, забрали там в плен немецких и цареградских купцов. Предметами вывоза из Поосколья и всего Курского края были меха, хлеб, скот, воск, мед и др. Небезынтересно заметить, что на водном пути из Северской Руси в Тмутаракань, близ волока с Сейма на Северный Донец, рано процветал (еще во времена Феодосия Печерского) торговый город Курск, основанный в X веке при Киевском князе Владимире.
Немногие грунтовые дороги, проложенные в дотатарский период в степной части нашей области, окончательно заглохли во времена татарского владычества. Интересное в этом отношении описание даёт нам венецианский посол Контарини, ехавший в 1476 году. «Перед нами,— писал Контарини,— расстилалась пространная степь, на которой не было даже малейших следов дороги… В продолжение нашего странствования мы останавливались только в полдень и перед наступлением ночи… в открытом поле под покровом небесным, ограждаясь на ночь повозками в виде крепости. Сверх того, для предосторожности, у нас находилось на страже трое часовых».
Описание Контарини правильно характеризует то запустение русских дорог, в которое они пришли за период длительного татарского гнёта. Что же касается утверждений Контарини относительно «пространной степи», где не было никакого леса, то это лишь можно отнести к характеристике «большой степи Азиатской Сарматии», как называл Контарини район современной Тамбовщины, через который пролегал его путь. Да и к тому району характеристика Контарини относилась лишь частично, к местам открытой степи. К нашему же краю ближе подходит, с точки зрения лесопокрытия местности, описание, сделанное митрополитом Пименом в 1388 году. Этот человек ехал в Царьград через территории, близко расположенные к Поосколью, наблюдал многочисленные леса, полные различных зверей и птицы. Но людей в нашем крае, постоянно находившемся под ударом татар, он видел мало и говорил об этом со скорбью, вполне понятной для русского человека времён татарской неволи и недавно состоявшейся кровопролитной битвы на Куликовом поле.
Вот что писал митрополит Пимен о местности между истоком Дона и устьем реки Быстрой Сосны (это к северо-востоку от Старого Оскола): «Нигде бо видети человека, точию пустыни велия, и зверей множество: козы, лоси, волцы, лисицы, выдры, медведи, бобры, птицы: орлы, гуси, лебеди, жаравли, и прочая, и бяше вся пустыни великая” (Цитировано по стр. 75 книги «Россия», т. II).
Значит, в наших краях в ту пору были большие леса, полные зверей. А описанная венецианцем Контарини степь лежала восточнее и северо-восточнее Оскольского края.
Такой точки зрения придерживаемся и мы вне сомнения, что в эпоху Куликовской битвы более половины Поосколья было занято лиственными лесами и кустарниками: лесоистребление здесь началось с тех пор, как эта полоса, довольно прочно обеспеченная Московским государством от татарских разорений, сделалась его житницею. Уже в XV и XVI веках последствием сгущения населения была распашка выкорчёванных лесных пространств, сильно уменьшившая пропорцию лиственного леса, но ещё более усилилось истребление его… в XVII веке по окончании смутного времени (часть лесов выжигалась с целью окончательной ликвидации крестьянских повстанцев и поимки беглецов из помещичьих владений, часть раскорчёвывалась под пашни помещиков, захвативших много земельных и лесных пространств в нашем крае. Н.Б.) и лесоистребление достигло своей предельной величины в XIX веке, так что к 1902 году в этой полосе количество лесов не превосходило уже 15% всего её пространства.
В районе современного города Старого Оскола и по обоим берегам реки Оскол тянулись густые дубовые и берёзовые леса, сосновые боры, дикие заросли и болотистые топи. Имелись и степи. Среди морей ковыля и других трав, островами высились многочисленные лесные оазисы, в которых находили приют беглые крестьяне, возникали починки (новосёлки), разросшиеся к нашему времени в большие селения.
Теперь возвратимся ещё раз к описанию путешествия венецианца Контарини в 1476 году.
Предосторожности, о которых упоминает Контарини, были далеко не лишними, ибо памятники дипломатических сношений в княжение Ивана III с Крымской и Ногайской ордами (1474-1505 гг.) заключают в себе целый перечень убийств и грабежей, учинённых в татарских степях не только над простыми купцами, но даже над послами: так, московский посол князь Фёдор Ромодановский был дважды ограблен и один раз взят в плен кочевниками, так что его пришлось выкупить в Азове за 70 рублей; Андрей Кутузов, также московский посланник в Кафу (Феодосию), на возвратном пути к Дону, вместе с приставшим к нему караваном купцов, был ограблен и убит татарами. В княжение великого князя Василия Ивановича турецкий посол князь Феодорит Камал вместе с русским послом Алексеевым ехали из Царьграда до Москвы 9 месяцев (с августа по май), терпели голод и опасность в воронежских степях, лишились коней, пешком едва достигли рязанских пределов, где их ждали люди, посланные от московского великого князя.
С другой стороны путивльские и «королевские» казаки не брезговали пограбить иной раз крымских посланцев на Муравском шляху (особенно в исчезнувшем теперь Пузацком лесу, на границе дореволюционного Старооскольского уезда, близ современного села Астанино, где старинный Муравский шлях соединялся с Изюмским) и там, где сходились степные границы Московии и Литвы. Только к началу XVIII века, после азовских походов Петра Великого, все пути южной степной окраины нашей области сделались безопасными (см. «Россия», т. II, стр. 603, 271).
Московское правительство с давних пор принимало меры для безопасения южной границы государства, устраивая засеки и сторожи, организуя, порубежные крепости-города и т. д. Но сторожевая служба часто носила временный характер: места наблюдений за противником всякий раз указывались особо, разведчики и сторожевые посты высылались нерегулярно, по мере надобности. Однако обстоятельства диктовали московскому правительству принять более действенные меры охраны южной границы, особенно после того как в 1571 году крымские татары Девлет Гирея дошли до Москвы, сожгли город и увели в плен более ста тысяч жителей.
Иван IV Грозный назначил тогда князя Воротынского «ведать станицы (разведочные разъезды) и сторожи (сторожевые пункты) и всякие свои государёвы польские (степные) службы».
Воротынский созвал в Москве совещание опытных станичников и других людей порубежной службы — знатоков южного края, посоветовался с ними об устройстве порубежной охраны государства и повелел безотлагательно, кроме посылаемых из «украйных» городов сторожей, поставить ещё «на поле четырёх стоялых голов». Одному из них было указано место в 4 верстах южнее современного Старого Оскола.
Стоялый голова назначался Московским разрядным приказом ежегодно в феврале месяце и нёс службу в одну из трёх смен в течение летних месяцев. По характеру своей службы стоялый голова соответствовал городовому начальнику или воеводе. Как и воевода, он посылал от себя станицы для наблюдения за врагами, следил за исправностью их службы и за службой сторожевых пунктов, отвечал перед центром за то, чтобы порубежники на своей службе «стояли усторожливо и какого худа государёву делу не учинили».
В 1578 году в первую смену на Усть-Ублинский дозор прибыл стоялый голова Богдан Дашков из рода Алексина. Он со своими людьми нёс в нашем крае сторожевую службу с 22 апреля по 22 июня 1578 года, после чего был заменён Михайлою Есковым из Каширы. На смену Ескову прибыл 22 августа из Каширы князь Мещерский.
Если сейчас выйти за городской парк имени Горького, то с городских высот можно видеть крутые лбы ублинских бугров, в районе которых и была в XVI веке Усть-Ублинская сторожа головы Стоялого. Она была непосредственным предшественником крепости и города Старого Оскола, передала ему свои служебные обязанности, образ жизни порубежников, их традиции.
Местность, охраняемая Усть-Ублинским дозором, принадлежала к числу опасных со стороны татар, но была очень удобна в смысле наблюдения за противником. Этим и объясняется, что здешняя сторожа долго сохранялась на одном месте. Она была сохранена и при новом начальнике сторожевой службы Никите Романовиче Юрьеве, вступившем на эту должность в 1574 году вместо опального князя Воротынского. А ведь Юрьев интенсивно переводил на другие места или совсем упразднял созданные Воротынским дозоры, считая их известными крымским и ногайским татарам.
В 1578 году по специальному указу Ивана Грозного Усть-Ублинский дозор был усилен лучшими людьми, которых было приказано «верстать», кроме денежного, ещё и земельным жалованием, «дабы людем безконным не быть и для пользы государева дела иметь добрых коней».
Роль дозора возросла ещё более с 1579 года, когда русские станичники открыли вновь проложенную татарами Кальмиусскую дорогу, близко подходившую к истокам рек Убли и Котла. В это время станичные головы (атаманы) заявили Юрьеву, что «если не стоять стоялым головам на Осколе Усть-Убли, то и дорогу ту новую Кальмиусскую уберечь нельзя».
В 1586 году вся сторожевая власть в нашем крае перешла в город Ливны, стоявший на пути всех шляхов, сходившихся на реке Быстрая Сосна. Казалось, что район современного Старого Оскола признан правительством второстепенным, хотя и в Усть-Ублю из Ливен высылались для несения пограничной службы станицы и сторожи. Но выгодное стратегическое положение района Оскола – Усть-Убли, как увидим ниже, заставило правительство пересмотреть свою точку зрения.
При царе Фёдоре Ивановиче, когда вызревали честолюбивые замыслы у Бориса Годунова занять престол московский, умный и энергичный правитель Годунов начал принимать меры по усилению обороны границ государства. Ублинскую сторожу он объявил «зело некрепкой, поелику низко стояла и в подданстве от бугров полуночных» (имелись в виду северные бугры, на которых расположен сейчас город Старый Оскол). В то же время бугры у слияния рек Оскола и Оскольца были признаны важными «для пользы государёва дела».
Здесь заложили новую сторожу и град на крутом правом берегу реки Оскол, где сейчас находится тюрьма и парк. Это произошло в 1593 году.
В Никоновской летописи под 1593 годом относительно построения Старого Оскола и других городов записано следующее: «того же году царь Фёдор Иванович виде от крымских людей своему государству войны многие и помысли по сакмам татарским поставить городы и посла воевод своих со многими ратными людьми; они же, шедше, поставили на степи городы Белгород, Оскол и Валуйку и иные городы, а до тех городов поставили на Украйне городы Воронеж, Ливну, Курск, Кроммы и насади ратными людьми, казаками и стрельцами и жилецкими людьми, те же городы его праведною молитвою укрепились и ныне стоят».
Необходимо сделать некоторые замечания по тексту Никоновской летописи. Во-первых, идея нового строительства южных городов-крепостей исходила не от полоумного царя Фёдора Ивановича, а от фактического правителя страны Бориса Годунова. Во-вторых, Курск основан в X веке, так что в 1593 году его не вновь основывали, а лишь восстанавливали, так как он был в 1238 году разрушен татарами хана Батыя и находился с той поры в запустении, а в XIV веке попал под власть Литовского княжества и возвратился в лоно русских земель лишь в 1508 году. Мало-мальски Курск возродился к середине XVI века, а во второй половине XVI века стал местом ссылки. Так, в 1582 году Иван IV распорядился выслать многих преступников в «Украинный город Курск», где они должны служить государю в качестве казаков и оборонять рубежи от крымских татар. А поскольку оборонная роль Курска была очень значительной, решено было укрепить его, что и было сделано в 1593 году и о чём упоминается в Никоновской летописи. Там лишь ошибочно отнесены работы по укреплению Курска к его будто бы основанию.
В-третьих, многочисленные пожары, имевшие место в городе Старом Осколе и уничтожившие все строительные книги, не дают нам возможности привести здесь подлинные документы о строительстве Оскольской крепости, почему и мы вынуждены будем ограничиться выписками, сделанными автором этих строк в 1935-1936 гг. из архивов Исторического музея и Архивного института в Москве. На эти материалы ссылался также Д. Моисеев в своей книге «Краткая история города Старого Оскола» (Изд. С.Петербург, 1894 г. на страницах 8-9).
Из выписок известно следующее:
Уполномоченный московского правительства (голова) составил чертёж облюбованного для крепости места «обозначив на нём место крепости, вала, тайников (подземных ходов к реке), башен для орудий, церквей и пр.… Чертежи были одобрены царём, который приказал окольничему и воеводе, собравшись с назначенными ратными людьми, состоявшими из дворян, детей боярских, голов станичных, станичников и вожей, голов и сотников стрелецких, голов казацких, казаков, литвы, немцев, черкасов (малороссийских казаков), днепровских и донских казаков и их атаманов и всяких людей», — ехать на Оскол, Усть Оскольца и ставить там город.
Из Москвы же были отправлены пушкари, плотники, кузнецы и городовые мастера, а с ними — зелье (порох), ядра и всякие пушечные запасы, священники, дьячки с церковными книгами, ризами, антиминсами и прочим «церковным строением». Весной 1593 года выступили из Москвы и через город Ливны направились на высмотренное место…
От Ливен и до Оскола переход был совершён со всякими предосторожностями и «великим бережением», особенно ночью, «чтобы татаровья и воры-черкасы безвестно не пришли».
На месте тотчас же было приступлено к делу… Крепость была обложена в две стены дубового леса, мерою по окружности — 380 саженей 1 аршин (около 810 метров). Стены снабжены воротами и башнями для пушек. Всех башен было десять.
Крепость занимала круто спускающийся к Осколу и Оскольцу выступ меловой горы. Общее представление об Оскольской крепости XVI века можно получить из помещаемой ниже иллюстрации. (До революции 1917 года здесь находилась большая соборная церковь, дом присутственных мест, сквер и часть Нижней (Торговой) площади).
Фото 33.
В средине крепости были выстроены: большая соборная церковь во имя Рождества Богородицы и другая — во имя Николая Чудотворца. В большой церкви служба шла «по всея дни», а в малой — по праздникам. В крепости был сделан погреб дубовый, глубокий и покрытый землёю, «чтобы от пожару было безстрашно», а нём было «устроено зелье», затем житницы для хлеба и амбар для пушечных запасов.
С 1594 года началась регулярная государственная служба города Старого Оскола. Правительство, оценив стратегические выгоды и удобство местоположения города Оскола, снова перевело сюда из города Ливны всю сторожевую порубежную власть. Оскол превратился в одну из крупнейших крепостей на Юго-Восточной окраине государства, а также выполняла роль государственного склада боевых и продовольственных припасов.
По старинным записям известно, например, что в 1600 году отряд боярина Бельского, следуя на юг строить город Царёв-Борисов, был снабжён в Осколе всем необходимым: «зельем», ядрами, свинцом, сухарями, крупой, толокном и др. (см. «Прошлое Курской области», изд. Курск, 1940 г., стр. 45).
На крутых буграх возник город Старый Оскол в конце XVI века. Чтобы читатели картиннее представили оборонные возможности города-воина порубежной службы, помещаем ниже некоторые иллюстрации.
Фото 34.
Это вид города со стороны с. Соковое, бывшего в начале XVII века ближним дозором Старооскольской крепости. Отвесные меловые бугры, в сравнении с которыми дома кажутся игрушками, дают нам представление, почему именно на гребне этих бугров был заложен город в тяжёлую пору борьбы нашего народа с многочисленными внешними врагами, с их натиском.
А если посмотреть в сторону слободы Казацкой, то легко понять, почему здесь были размещены казаки, вставшие на службу Московскому государству и приписанные к крепости Старый Оскол: грозными бастионами высятся Казацкие бугры, с кручей которых метким огнём губили казаки врага при попытке обойти крепость с фланга или тыла.
Вот фотоснимок вида на Казацкие бугры.
Фото 35.
Остаток каменной стены, обращённой к реке Осколец и заросшей теперь травой и кустарниками, высится над огромной кручей, взять которую штурмом было очень трудно. Обратите внимание на помещаемый ниже фотоснимок. В левом верхнем углу его чернеет фигурка человека почти у самой подошвы стены на гребне кручи. Сравните высоту этого человека с высотой кручи.
Фото 36.
Вам станет ясно сколь хорошо был ощетинен город Оскол против врага, приходившего к городским стенам со стороны реки Осколец.
Но ещё более неприступен был город со стороны реки Оскол. Это видно из следующего фотоснимка.
Фото 37.
Здесь был главный участок Старооскольской крепости, с кручи меловых бугров разившей врага огнём своих пушек. До настоящего времени старооскольцы находят в русле реки и в прибрежных песках чугунные ядра, которыми угощали защитники старинной крепости незваных гостей. Полноводнее был тогда Оскол, его могучие волны плескались прямо у обрывистых меловых стен, так что сражённые при штурме крепостных стен враги тонули в реке.
Труднодоступен был город Старый Оскол и со стороны слободы Ямской: обрывистые бугры, крутые спуски, каменные контрфорсы стен, надолбы и палисады, огонь крепостных пушек, — всё это создавало для врага неодолимые преграды. Неизвестный фотограф в XIX веке сфотографировал город с колокольни Ямской церкви. Этот снимок-репродукцию помещаем ниже, он не лишён интереса.
Фото 38.
При военной колонизации края, большую роль играли монастыри, основанные при многих укреплениях или ещё раньше, до основания новых городов-крепостей (Шмарненский монастырь, например, существовал задолго до основания города Старого Оскола). Имелся монастырь на территории современного села Каплино. Память об этом монастыре сохранилась в названии целой части села «Монастырский плант». Монастырские владения были на левом берегу Оскола, на границе сёл Каплина и Луги. Сейчас здесь краснокустовские колхозники насадили сосновый лес, а в давние времена, когда Оскол был судоходным, Кирилловский монастырь имел свою пристань на левом берегу Оскола, за Косым Бродом. Название этой пристани и по сей день сохраняется в наименовании урочища «Кириллова пристань»,
Имелась у города старинная пристань. Располагалась она северо-западнее современного мельзавода № 14, на изгибе реки к северу. Помещаем ниже фотоснимок этой местности, где была старинная Оскольская пристань. Вдали видно 5-ти этажное здание мельзавода.
Фото 39.
Есть предположение, что Оскольская пристань была во владении одного из монастырей — Успенского или Троицкого. В урочище «Городской луг» летом 1937 года, на правом берегу Оскола, на трёхметровой глубине песчаной заноси и торфяника найдена мачта судна с клеймом (двуглавый орёл и буквы выжжены огнём). Там же и в других местах Поосколья обнаружены ушедшие под землю дубовые леса.
Женский Успенский монастырь возник на рубеже XVI-XVII столетий у северной стены Оскольской крепости, а несколько позже его возник у слободы Стрелецкой, восточнее города, Троицкий мужской монастырь (Троицкая Тюляфтина пустынь).
Оба монастыря, конечно, окрепли в свое время при материальной поддержке со стороны государства, но и сами оказывали государству существенную помощь и играли большую роль в обороне порубежья и колонизации Поосколья, в развитии хозяйственной деятельности.
В монастырях находили приют осиротевшие во время татарских набегов люди, здесь лечились раненые воины. А Троицкий монастырь, кроме того, имел пушки и охранял город со стороны Кальмиусской сакмы.
Упразднен Троицкий монастырь в 1767 году в связи с известным указом Екатерины II за 1764 год о секуляризации монастырей. С этого времени слобода Троицкая стала называться «Экономической», так как была передана под управление государственной экономии.
Из приведенного в данной главе материала всякий внимательный читатель найдет полный ответ на вопрос: «Как и почему возник город Старый Оскол». Он возник из государственной потребности обороны страны от натиска иноземцев и входил в сложную систему засечных линий, сторож и других форм порубежной службы, созданной при Иване Грозном, Борисе Годунове и при первых царях из династии Романовых.
В заключение главы и для наглядности прилагаем схему «Засечных линий и сторож при Иване IV и Борисе Годунове».
Продолжение следует…
Н. Белых.
*Примечание: ввиду большого объема публикуемой монографии редакцией сайта выполнена разбивка материала.
Редакция сайта благодарит Е. Н. Белых (г. Владимир) за предоставленные архивные материалы.
Короткая ссылка на эту страницу:
Очень интересно.Спасибо, что дали возможность вспомнить своих предков.Начала узнавать историю Шмаревского монастыря, а теперь дойду до родного Бирюча, Верхососенска. Расскажу своим детям, внучке. Чувствуешь себя не Фомой, не знающим родства.
очень познавательно,каждому необходимо знать свою историю