Летопись Белогорья

К. Битюгин. (Из сборника «О прошлом память возвращая»).

 …Когда в июне 1915 года в Белгороде появилась новая газета — «Белгородские силуэты», — городские заправилы поняли, что следует ждать неприятностей. Еще бы, ведь издавать ее начал не кто-нибудь, а гласный городской Думы Павел Иванович Барышников — личность весьма известная и «скандальная». Отставной педагог, статский советник, литератор, яркие выступления которого в Думе всегда отличались язвительной формой и «неудобным» содержанием.

И действительно: за свое недолгое существование (всего семь месяцев) «Белгородские силуэты» на своих страницах подняли немало вопросов, острых и неприятных для власть предержащих: о бесстыдной убогости городского образования, чиновниках-мздоимцах, о том, сколько из-за них потеряла городская касса… «Ведь курам на смех: важности у нас, как у вельмож 18 века, а грязи, бестолковщины и всяческих убытков, как у людей, которые до чего-нибудь «дорвались», — так писал Барышников в статье «Зачем и для чего?», объясняя причины рождения «Силуэтов», 85 лет назад. Что поделать, и сегодня барышниковские фельетоны читаются словно современные — этакая нестареющая уездная классика…

Барышников не был коренным белгородцем. Он родился в с. Урей тогдашней Пензенской губернии (ныне — территория Мордовской Республики) в 1863 году. Отец его — недавно освобожденный крепостной, мать — прачка. Казалось бы, социальное происхождение не сулило счастья и удач. Однако судьба одарила его талантом: он окончил сельскую школу, Краснослободское уездное училище, а в 1879 г. 16-летний юноша, «собрав денег», поступил в Белгородский учительский институт (где учился на земскую стипендию). Так состоялось его первое свидание с городом, в котором ему впоследствии пришлось пережить и свои взлеты, и последнее падение…

Через три года новоиспеченный, только что женившийся учитель уезжает преподавать в г. Чембар Пензенской губернии. И пошли долгие годы тяжелого учительского труда — в городах и весях. Обучая других, Павел Иванович продолжал учиться сам: в 1886 году он оканчивает Казанский университет.

В 1880-х годах П.И. Барышников начинает научно-педагогическую деятельность: пишет и выпускает в московском издательстве Тихомирова учебники, хрестоматии, пособия, публикуется в журналах. Именно эту, «литературную», работу он считал главной в своей жизни, ею особенно гордился: «Многие… встречая меня в Харькове, Воронеже, Москве, с дружеской улыбкой жмут мне руку и шутливо говорят: «Я Ваш ученик — в школе учился по Вашим учебникам». Вряд ли эти слова были преувеличением. Некоторые его учебные пособия и хрестоматии выдержали более десятка изданий на протяжении двадцати с лишним лет (автор благодарит за эти сведения краеведа А.Н. Крупенкова

— К.Б.).

В 1890 году Барышникова как опытного педагога назначают инспектором народных училищ. Однако из-за постоянных конфликтов с местным дворянством он вынужден переезжать из губернии в губернию — нигде придирчивого инспектора больше двух лет выдержать не могли. Революция 1905 года застала Барышникова в Харьковской губернии. Он принял участие в деятельности «Пашутинского кружка» учителей и был в числе педагогов, «открывших в с. Федоровка-Станюковичи Изюмского уезда подпольную типографию для печатания революционных прокламаций». За это Павел Иванович попадает под суд. Его оправдывают, но отправляют в отставку «за неблагонадежность».

С 1907 года П.И. Барышников поселяется в Белгороде. Пишет книги, ведет общественную работу.

В начале 1917 года недруги Барышникова возбуждают против него судебное преследование — об оскорблении в печати Курского губернатора Муралова. «Делом» занимается судебный следователь Яков Травкин (этот человек еще будет появляться в жизни Барышникова, всякий раз — в роли обвинителя). Однако привлечь скандального журналиста к суду помешала Февральская революция. Перемены в стране открыли для Барышникова новые перспективы.

В феврале Павел Иванович «полевел». Прежде он принадлежал партии «октябристов» — сторонников конституционной монархии, а теперь вместе с некими Б. Витохиным и Болховицким организовал в Белгороде отделение Народно-демократической партии и даже собрался участвовать в выборах депутатов Учредительного собрания. Чем кончилась эта затея, неведомо. Но, как известно, к моменту, когда члены «Учредиловки» собрались наконец в Таврическом дворце, караул во главе с матросом Железняком «устал», а посему депутатов спровадили восвояси.

Барышников, хотя и был сыном бывшего крепостного, рабоче-крестьянскую власть принял без восторга. Но что делать: пришли новые времена — подставляй голову. Кругом начались удивительные метаморфозы: секретарь городской управы Диодор Тимофеев — правая рука городского головы — благополучно пересел «в кресло» секретаря совнархоза; бывший судебный следователь Травкин (тот самый!) стал консультантом Белгородского ревтрибунала, и Барышникова какое-то время держали под арестом — теперь уже за «контрреволюцию».

Власть, однако, вновь меняется: Белгород занимают части деникинской армии. Тимофеева и Травкина контрразведка сажает в «холодную». Травкин станет потом утверждать, что виноват в этом был Барышников. Дело в том, что в недолгий период советской власти у князя Волконского (он жил в одном доме с Барышниковым) конфисковали мебель, а Тимофеев как секретарь совнархоза подписал ордера на конфискацию. По словам Травкина, Барышников якобы сообщил об этом князю.

Что делал Барышников при белых? Много лет спустя сам он утверждал, что его призвали на должность инспектора народных училищ, а поскольку время было летнее, фактически он лишь заведовал книжным магазином. Другие же говорили, что служил он отнюдь не по книжной части…

Несколько месяцев спустя, перед отступлением, деникинцы возьмут из больницы больного тифом Тимофеева и расстреляют (неужели из- за мебели?). И обвинять в этом почему-то снова будут Барышникова…

Записка на бланке «Освага»

В июле 1919 года белогвардейская контрразведка сделала обыск в квартире скромного преподавателя музыки, капельмейстера Залмана Векслина. Сам Векслин был социалистом еще со времен Александра III, а его сыновья перед революцией стали коммунистами. Не удивительно, что в квартире музыканта нашли печатное клише, принадлежащее одному из сыновей. Музыканта арестовали.

Арест грозил самыми серьезными последствиями. Жена Векслина побежала к супруге Барышникова, Евдокии Ивановне, — попросила похлопотать за мужа. И вот — 12 августа 1919 года Барышников собственноручно пишет небольшую записку на бланке начальника Белгородского пункта «Освага» («Осведомительное агенство» — пропагандистская и разведывательная организация при правительстве Юга России): «В Белгородскую Контрразведку. В Белгор<одской> тюрьме находится Залман Векслин, арестованный по политическому делу. Знаю Векслина как человека, не принимавшего никакого участия в политических партиях, прошу Контрразведку — не представляется ли возможность освободить из тюрьмы впредь до суда под поручительство. Начальник Пункта (П. Барышников)».

Векслина выпускают! Он, вместе с одним из сыновей, уезжает в Харьков, где их снова арестовывают. Сына отправляют в Белгород и казнят. Залмана потом выпускают. Такая вот рядовая трагедия эпохи гражданской войны.

Но записка Барышникова нехорошим каким-то чудом сохранится в семейном архиве. В начале 1929 года ее найдет другой сын Векслина, Исаак. И — тут же отнесет в ОГПУ.

…Но все это произойдет только спустя десять лет. А в 1919 году у Барышникова есть и другие заботы. Из вернувшихся дворян формируется Белгородская земская управа, куда войдут и несколько давних Барышниковских врагов — Г. Муханов, Вязигин, Говорухо-Отрок… Управа облагает белгородцев новым налогом, половина которого должна пойти в фонд Добровольческой армии. Недовольные горожане поручают Барышникову опротестовать такой побор в Харьковской судебной палате (это во время войны!). Дело Павлу Ивановичу удается — налог отменяют. Однако недовольная управа, в отместку, вновь возбуждает дело об оскорблении Курского губернатора и добивается высылки Барышникова за пределы губернии.

Он уезжает в Пятигорск, где возвращается к прежней работе — окружного инспектора народных училищ, потом заведует рабфаком, народным университетом.

Спустя два года возвращается в Белгород. Но спокойной жизни здесь больше не будет: обвинения в службе у белых и в том, что он «погубил Тимофеева», будут преследовать его.

В 1924 году Барышников возглавляет созданный в городе краеведческий музей. Его открывают как филиал Курского губернского — белгородская власть прошлого не жалует и денег на музей не дает. Борьба Барышникова теперь уже с советскими чинушами — это уже отдельная тема. Осенью 1925 года — после доноса — Павла Ивановича снимают с директорства. Лишенный толкового руководителя и подходящего помещения музей фактически перестает существовать.

Но бывший директор, над которым довлеют страшные по тем временам обвинения, смело идет в бой. Он вновь пытается заняться общественной деятельностью: в январе 1926 года его избирают депутатом Белгородского городского Совета (Совет тогда был большим — 165 депутатов). На первом же заседании он предлагает свою кандидатуру в президиум Совета, но против выступает бывший учитель (и, кстати, ученик Барышникова) Константин Власов, также избранный депутатом. Власов пишет заявления в прокуратуру и ОГПУ, где в числе грехов Барышникова значится и его «черносотенное стремление стать городским головою» в 1915 году.

Несостоявшася политическая карьера заканчивается политическим делом. 12 ноября 1926 года Павла Ивановича арестовывают и помещают в курский домзак. 23 февраля 1927 года, после жалобы, прокурор республики освобождает его под подписку о невыезде. 12-13 сентября 1927 года Барышникова судит в Белгороде выездная сессия Курского губсуда, обвинители — тот же Травкин и К. Власов. В итоге (как писал сам Барышников), суд, «отвергнувши все мои «злодейства» и легендарные «ужасы», признал виновным по печально знаменитой статье 58¹⁰ — контрреволюционная агитация — и приговорил к 3 годам лишения свободы условно. Павел Иванович обжалует приговор и добивается оправдания Верховным судом.

Но и не доказанные в суде обвинения продолжают портить жизнь Барышникову. В марте 1929 года редактор «Белгородской правды» предлагает ему сотрудничать внештатным судебным репортером. Редактор просит писать каждый день. И действительно, коротенькие заметки и отчеты под рубрикой «Из залы суда» (подписанные псевдонимом «Буква») появляются практически в каждом номере. Однако два месяца спустя в редакцию присылают анонимный донос, и редактор отказывается от сотрудничества с «контрреволюционером»…

1 июля 1930 года Барышникова арестовывают. Следователь ОГПУ проводит один-единственный допрос. Барышников отрицает, что служил в «Осваге». На вопрос следователя, как же появилась записка с просьбой освободить Векслина, Барышников отвечает что-то довольно наивное: в августе 1919 г. некий Мохнев принес ему пачку бланков «Освага» (который уже эвакуировался из города), и он одним воспользовался. Что же, в контрразведке не знали, кто у них работает? «Я им не приказ давал», — ответил Барышников. Проверить утверждения Павла Ивановича было невозможно: Мохнева уже не было в живых.

Но для лихой «тройки» ОГПУ доказательств оказалось достаточно. 23 ноября 1930 года Павла Ивановича приговаривают к 5 годам заключения в концлагерь по ст. 58¹³ — за «сотрудничество с контрреволюционными правительствами». И тут же заменяют лагерь пятилетней ссылкой в северный край. В Вологоду…

Вот и все. Финал земной судьбы Барышникова до сих пор остается нам неизвестным. В 1999 году, когда областная прокуратура готовила реабилитацию, посылались запросы в архивы МВД и ФСБ. Следов ссыльного Барышникова обнаружить не удалось…

Последняя дата (вместо отсутствующей даты смерти): 25 июня 1999 г. Президум Белгородского областного суда реабилитровал П.И. Барышникова — за отсутствием доказательств его вины.